Голоса в голове сменились ревом бушующего океана. Солоноватый вкус крови напоминал морскую воду, а легкие сдавило так, что он не мог вздохнуть полной грудью. Инео попытался встать, чтобы помочь другу, но тут же получил удар сапогом по печени.

– Даже не мечтай о свободе, – услышал он словно сквозь толщу воды, прежде чем провалиться в забытье.

Ноябрь, 1136 г. со дня Разделения

Инео находился в плену страшных кошмаров. Тонул в бескрайней морской пучине, захлебываясь соленой водой. Вокруг стояла непроглядная тьма, а барабанные перепонки разрывало от рева разыгравшейся стихии и криков погибающих моряков. Он до последнего вздоха боролся за жизнь, но каждый раз умирал, а потом сон повторялся вновь и вновь.

Очнувшись, он обнаружил, что находится в темной сырой каморке без окон. Спина горела от режущей боли, а тело было словно ватным. Сперва Инео не понимал, где он, как здесь оказался, а главное, сколько времени провел в бессознательном состоянии. Потом события минувших дней начали выстраиваться в единую картину, и он познал весь ужас отчаяния.

Напуганная Санара, мертвый Фенрис, разъяренный Хван, истекающий кровью Ахига.

Инео встал на трясущихся от слабости ногах и начал на ощупь искать дверь. Спину с новой силой пронзила боль, и он завел руку за плечо, коснувшись свежих рубцов. Судя по запаху, они начали гноиться от лежания на грязной сырой земле. Инео не мог вспомнить, как его били плетьми. Да это и не важно. Куда важнее было другое.

– Есть здесь кто? – с трудом разлепив потрескавшиеся губы, прохрипел он, когда нащупал дверь. – Выпустите меня.

Когда никто не ответил, Инео осел на землю и прислонился к стене боком. От слабости и голода у него кружилась голова и стучало в висках.

«Выпустите меня, прошу…»

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем дверь отворилась, и в темницу проник тусклый свет факела.

Инео болезненно зажмурился от рези в глазах.

– Неужто очухался? – с издевкой поинтересовался мужской голос. Кажется, это был Хван.

Инео с трудом открыл слезящиеся глаза и прищурился.

– Ахига… – приложив немало усилий, чтобы голос звучал громче сиплого шепота, произнес Инео. – Что с Ахигой?

– Это тебе расскажет Джованни. Он давненько ждет, когда ты придешь в себя, чтобы побеседовать. Только не жди, что разговор будет приятным.

Ему не дали ни еды, ни воды и сразу повели в кабинет рабовладельца. Инео даже не пытался сопротивляться. У него не осталось на это никаких сил.

Хван и еще один стражник вывели его в коридор, в котором он никогда раньше не бывал. Все де-ла, даже расчеты по расходам, он помогал вести из своей темницы. Джованни объяснял это тем, что не хотел, чтобы вонючий раб притащил в его кабинет грязь и вшей. Сегодня он решил поступиться собственными правилами. Видимо, гнев сильнее брезгливости.

Когда Инео переступил порог кабинета, первым он увидел большое настенное зеркало. Из отражения на него смотрел юноша с лохматыми засаленными волосами, осунувшимся лицом, потрескавшимися до крови губами и мертвым взглядом бесцветных глаз.

– Вы только посмотрите, кто соизволил прийти в себя. – Джованни сидел в кресле, закинув ноги на большой резной стол. – Хван, помнишь, о чем я говорил?

– Помню, господин.

Инео не успел задаться вопросом, о чем они толкуют, как вдруг двое стражников скрутили его руки, а Хван заехал ему коленом в живот. Его ноги подкосились, а из легких будто выбили весь воздух. Он был настолько слаб, что не мог даже предпринять попытки вырваться из хватки стражников.

– Это тебе за учиненный дебош, – не вставая с места, сказал Джованни и закурил трубку.

Инео не успел перевести дух, прежде чем получил второй удар в бок. С его губ сорвался тихий стон.

Джованни кивнул стражникам, и те отпустили Инео. Он упал на колени, скорчившись от боли.

– Это за смерть трех моих бойцов. Из-за тебя в тот вечер подрались несколько рабов, и стражники едва устранили беспорядок.

Инео не помнил, чтобы кто-то помимо него тогда дрался. Он слышал голоса, видел только плачущую Санару и…

– Ахига, – прошептал он. – Что с ним?

Джованни спустил ноги со стола и подошел к нему. Инео с трудом поднял голову и посмотрел на рабовладельца.

– Твой дружок помер, сын русалки. Было бы удивительно, если бы он продержался хотя бы половину бойни с такой-то раной. И в этом только твоя вина.

Инео судорожно вздохнул и безвольно опустил голову.

«Ты подарил нам надежду, Инео», – услышал он его голос.

Это он был виновен в смерти друга…

– В бойне не участвовали четверо моих бойцов, на которых зрители сделали немало ставок. Трое были убиты во время драки, Ахига умер в первые минуты, что тоже плохо сказалось на доходах, а тебя, сукин сын, мы пять дней не могли привести в чувство. Даже плетью хлестали в надежде, что ты хотя бы от боли очухаешься.

Инео молчал. Его сердце ныло от скорби и чувства вины перед Ахигой.

Джованни присел на корточки и, схватив за подбородок, грубо поднял его голову.

– А теперь скажи мне, Инео, стоила ли та дешевая шлюха того, чтобы потерять все, к чему ты шел долгие месяцы? Я уважал тебя за железную волю, холодный рассудок и хитрость, а ты оказался обычным сентиментальным глупцом. Ту рабыню ты не спас – она провела ночь с моими бойцами, как и положено. Твой друг погиб, когда был близок к свободе. А ты… – Джованни разочарованно покачал головой. – Ты теперь можешь не мечтать о свободе, сын русалки. Ты умрешь грязным, безымянным рабом без прошлого, памяти и друзей.