— Заглянул я с крыльца в окно… хотел вернуться.

— Хорошо, что ты не вернулся, — преодолевая смущение, проговорила Надя.

— Почему хорошо, почему?

— Не спрашивай, когда-нибудь после скажу. — И, вероятно, желая успокоить, добавила: — Теперь я не плачу…

— Почему, почему?

Надя засмеялась.

— Ты меня не обижаешь!

— А больше никто не обижает?

— Больше некому.

И опять засмеялась.

Они бродили по улицам до поздней ночи. Николай целовал Надю в щеку. Было приятно от свежести ночного ветра, от чистого звездного неба, от темной зелени кустов, выделявшихся в молочном свете больших ламп Центральной улицы. Николай хотел свернуть направо, в сторону городка коксохима, где жила Надя, но она решила проводить его.

— Новая насмешка? — заупрямился Николай.

— Иди, не спорь. Будешь спорить — рассержусь.

Николаю казалось, что Надя сегодня совсем другая, что она относится к нему по-иному — сердечно, дружески теплее, чем обычно. И вдруг снова что-то придумала: будто он для нее мальчик, с которым можно играть, отводить душу.

— Надя… Что это ты выдумала?

— Какой ты смешной! Потом проводишь.

— Другое дело! — вздохнул Николай и ускорил шаги.

— Не торопись. Давай посидим немного.

— Это я так… от радости.

То была улица, где жил Алексей Петрович.

Надя села на лавочку у чьих-то ворот, очевидно поставленную для того, чтобы влюбленные могли на ней сидеть под ночным летним небом. Должно быть, тот, кто поставил ее, был человек добрый или тоже влюбленный.

Да, Николай прав: Надя была «совсем другая». Но стала она такой не сегодня. Многое передумала она… Горькая ошибка с Плетневым научила ее разбираться в людях. Как она могла любить такого человека? А ведь она любила его… Медленно пережила горечь какой-то душевной утраты, стала строже и недоверчивее. Но Николаю верила. Все чаще и чаще вспоминала их первые встречи, — теперь они казались ей полными значения; давно уже исчезло чувство стыда при мысли о том, что Николай заглядывал в окно палаты, — оно сменилось прочным чувством признательности; с затаенной радостью встретила она Николая сегодня, — боялась, что не придет после того, как она невольно его обманула. И вот пришел… Такой не обманет, не предаст.

Молча посидев у чужих ворот, они пошли дальше и вскоре оказались у дома, где жил Николай.

— Постоим немножко.

— Постоим, — согласилась Надя, разглядывая железные кружева, украшавшие навес крыльца. — Почему здесь нет скамейки? Поставить некому или влюбленных нет?

— Влюбленные есть, да гвоздей нету. Если хочешь, я завтра непременно поставлю.

— Не надо, — отозвалась Надя и задумалась. — Помнишь, ты хотел мне показать свой чертеж?

— Да-да, так ведь ты тогда не пошла. А теперь поздно…

— Ничего… Я зайду.

— Зайдешь? Правда? Зайди, еще только половина двенадцатого. Я тебя провожу.

Открыв дверь, он вошел первый, зажег свет, огляделся — все ли у него хорошо.

Надя остановилась на пороге с улыбкой, тоже оглядела комнату и чуть устало и в то же время радостно, как это часто бывает после долгого путешествия, сказала:

— Вот я и дома…

Николай посмотрел на нее растерянно, не зная, что сказать, подбежал, схватил за руку, повел ближе к свету, словно не веря — та ли это Надя?

И вдруг свет погас.

Николай совсем растерялся, стал подкручивать лампочку и пробормотал, смутно различая Надю в темноте:

— Это бывает… Резьба в патроне плохая.

Но как ни крутил он лампочку, свет не зажигался. Тогда Николай выбежал в коридор, чтобы проверить щиток, прощупывал контакты дрожащими руками и ничего не мог сделать. В другой раз он и не стал бы заглядывать на щиток, лег бы спать в темноте. Но теперь он не мог и подумать об этом. Растерянность не проходила, дрожь не утихала… Он появился в комнате и, разводя руками, сказал:

— Не знаю что. Должно быть, ток выключили. Придется подождать…

Но едва сказав это, опять принялся за лампочку, несколько раз потрогал выключатель, поглядывая на Надю, присевшую к столу.

— Придется подождать, — пробормотал он и сел по другую сторону стола, не зная что делать, что говорить.

Надя поднялась, ощупью прошла к окну. Он осторожно двинулся за ней. Подошел, неловко обнял за плечи, тихо спросил:

— Это правда?

Надя вздрогнула. Эта обычная, обиходная фраза как-то странно и тревожно звучала теперь в устах Николая.

— Правда? — переспросил он.

И тут только Надя поняла, о чем он спрашивает. Улыбаясь, так же тихо проговорила, поворачивая к нему лицо.

— Правда.

Он поцеловал ее бережно и робко.

— Я спать хочу, — сказала она, и Николай заметил в ее лице сонную улыбку. — Постели на диване.

— Зачем же на диване? На кровать ложись, ты же моя гостья… Ох, что я сказал! — удивился Николай и опять обнял Надю и наклонился к ней, — Так это правда? Скажи мне еще раз.

— Правда…