Шрифт:
Когда сошли к подножию горы, Таня снова надела свои лодочки и легко «поплыла» в них.
В тесной улице земляного городка, куда привела их тропинка, им встретилась шумливая стайка ребятишек. Самый старший и самый бойкий попросил у Тани яблоневую веточку. Но Клавдия Григорьевна решительно заявила, что веточку надо донести до дому.
— У тебя ноги резвые, — сказала она мальчугану, — сбегаешь за гору, там и достанешь… Пойдем, доченька…
Неожиданно перед ними появился огромный человек, почти великан и, глянув добрыми голубыми глазами на Таню, спросил:
— А мне?
Таня испуганно отступила.
Клавдия Григорьевна тоже испугалась. А голубоглазого великана в грязной рабочей одежде нечего было бояться. Он сам удивился тому, с какой смелостью заговорил с женщинами. Разве не видят они его доброго застыдившегося лица, разве не понимают, что он сказал это от неожиданности, от того, что растерялся перед этой девчушкой — тоненькой, стройной, сероглазой, перед этим цветком полевым!
Таня и Клавдия Григорьевна молчали. Молчал и он, все больше краснея, не умея скрыть удивления, не думая ни о чем и только видя перед собою живую красоту — манящий полевой цветок. Молчали и ребятишки.
— Пойдем, доченька, — сказала Клавдия Григорьевна, осторожно обходя великана.
Он долго смотрел вслед ускользавшему от него белому платьицу, стоял растерянный, еще не понимая, что с ним случилось, забыв, куда шел. И когда вдруг Таня оглянулась через плечо, он пошел следом за ними, неторопливо, улыбаясь. Яблоневый запах кружил, дурманил ему голову.
Клавдия Григорьевна испуганно заторопила:
— Бежим, доченька!.. Блаженный какой-то… или придурковатый… бежим!
И сильнее потянула Таню.
А Таня не понимала этой тревоги матери и совсем не боялась великана.
Вечером Клавдия Григорьевна рассказала мужу про эту напугавшую ее встречу.
— Так это же Мишка-землекоп! — засмеялся Алексей Петрович. — Нашли кого бояться!
Но Клавдию Григорьевну пугало как раз то, что трудно было понять Алексею Петровичу. Впервые в жизни она всем своим существом почувствовала, что у нее уже взрослая дочь и что эту дочь могли взять за руку и увести. Мог увести вот такой, неожиданно встретившийся великан. И еще почувствовала она то, в чем не призналась бы даже мужу, что она сама уже не молодая. Пусть она еще живет любовью, но уже пора радоваться другой любви — любви дочери, и примириться с тем, что и у нее, у Танюшки, будет своя лесная просека, свой дымный, розовый далекий свет.
— О чем, Клаша, думаешь?
— Да все вижу его… Стоит он, как истукан, и на Таню глядит… Страшно даже…
— Радоваться должна, что дочка твоя поглянулась, — сказал Алексей Петрович. — Невеста! Понимать надо!
Рассказали об этой встрече и Николаю. Он удивился, но не тому, что тетю Клашу напугал добродушный Мишка-землекоп, а тому, что Мишка влюбился, да еще в кого — в Таньку, в девчонку! У него даже возникла забавная мысль свести их и поглядеть, что будет делать великан, как он растеряется, как потом непременно станет называть ее былиночкой, полевым цветком и глаза у него будут как у счастливого дурака.
— Заходи, Таня, ко мне, — пригласил Николай. — В клуб пойдем, в библиотеку. Не будешь же ты все лето дома сидеть.
— Я и не собираюсь. Через неделю уеду с пионерским лагерем. А тебя могу навестить…
— Ты, Коленька, зайди за ней, а то, боюсь, одна потеряется, — попросила Клавдия Григорьевна.
— Мишки боишься! — догадался Алексей Петрович.
— Не дури, Алеша. В первый-то раз по стройке…
Николай исполнил просьбу тети Клаши — зашел за Таней. Она ждала его. На ней было розовое платье с длинными рукавами, все те же черные туфли-лодочки, волосы были слегка раскудрявлены.
— Ты ее и домой приведи. Слышишь, Коля?
— Да что я, маленькая? — обиделась Таня. — Лучше я никуда не пойду.
— Не больно и велика!
— Честное комсомольское, не пойду!
— Ладно уж, — махнула рукой Клавдия Григорьевна. — Только не загуливайся.
Когда Николай и Таня вышли, Клавдия Григорьевна посмотрела на них из окна и невольно подумала: «На такое вот я согласна, такое по сердцу было бы!..»
Николай привел Таню в большой бревенчатый дом с широкой верандой, украшенной резьбою. На веранде стояло несколько застеленных кумачом столов с газетами и журналами. Таня присела на длинную лавку, а Николай пошел за книжкой. Вдоль веранды тянулся рядок частого кустарника, запыленного, бесцветного. Таня облокотилась о барьер и стала смотреть на видневшуюся издали полоску реки. Потом ей это наскучило и она принялась перебирать журналы. С красочной обложки «Огонька» глянуло на нее большое, будто знакомое лицо. Появился Николай, тронул ее за плечо.
— Я принес тебе повести Пушкина…
— А-а-а… Мы их в семилетке прорабатывали, — не то сожалея, не то радуясь, сказала Таня. — «Капитанскую дочку».
— Прорабатывать — одно, а читать — другое, — наставительно сказал Николай. — Проводи-ка меня до техникума.
— Ты сегодня учишься? А я думала, у тебя весь вечер свободный.
— Ничего! Часок у меня еще есть.
Он повел ее на край поселка, к землянкам, по вчерашней дороге, и Таня невольно припомнила великана, улыбнулась.