Он направился к дому с темными окнами.

Ходил вокруг здания, пока не обнаружил стеклянную дверь, которая хлопала на ветру. Если кто-то еще побывал тут, он мог проникнуть внутрь только этим путем. В самом деле, замок оказался взломан.

Войдя, Джербер огляделся. Мебель слишком вычурная для дома у моря. Убранство чересчур пышное: ковры, позолоченные светильники, мраморный камин. Паркет, натертый до блеска, отражал проникавший с улицы свет. Джербер пошел дальше по коридору, погруженному в полумрак. На первом этаже было несколько комнат. Джербер припомнил их расположение, опираясь на то, что Лавиния рассказывала под гипнозом.

Комната Эммы находилась справа.

Он медленно отворил дверь, не зная, кто или что ожидает его за порогом. Посередине, придвинутая к стене изголовьем, стояла узкая кровать. И, точно как говорила сестра-близнец, там была молодая женщина с рыжими волосами.

Заключенная в старый поляроидный снимок.

Пьетро Джербер подошел. Взял фотографию с подушки, где она лежала, и рассмотрел при свете, который просачивался сквозь жалюзи. Вот она, позирует перед стойкой бара, изображенная по пояс. Как ее и описывал Николин, передавая детские воспоминания сказочника, нашедшего фотографию в вещевом мешке орка. Волосы по плечи, неухоженные. Белая майка. Длинные ногти покрыты блестящим зеленым лаком, облупившимся. Она поднимала кружку пива, собираясь выпить непонятно за что непонятно с кем, и улыбалась в объектив. Не так чтобы красивая улыбка, кривая, и зубы испорченные. Но целиком лицо рассмотреть было невозможно, ибо верхняя часть фотографии обгорела.

Будто кто-то в последний момент вытащил ее из огня.

Гипнотизер понял, что у него в руках очередная зацепка для истории, вложенной в сознание Нико. Но зачем противник захотел показать психологу снимок? Как эта женщина связана с событиями, о которых он пожелал поведать? Предполагалось, что Джербер знает, кто она такая? Или, возможно, должен выяснить? Но тогда зачем уничтожать лицо на фотографии? Очередная издевка? Джербер вспомнил руины деревенского дома, которые прошлой ночью разглядел среди леса с пожарной вышки. Что бы ни случилось в тех местах в начале лета двадцать два года назад, все следы тех событий уничтожены.

Кем? И почему?

Вопросы множились, роились в голове, а накопившаяся усталость мешала думать. Единственное, чего он сейчас хотел, – это уйти поскорее из дома, полного теней.

Положив фотографию в карман, Джербер покинул виллу.

Он вернулся к себе в квартиру около девяти. Тут же бросил поляроидную фотографию на столик в прихожей, намереваясь забыть о ней хотя бы на сегодняшний вечер.

В своем безмолвном доме скинул одежду и чуть ли не полчаса стоял под горячим душем. Завернувшись в халат, пошел на кухню, принял пару таблеток аспирина, вынул из шкафчика пачку печенья, уже початую, а из холодильника – бутылку молока: оно, хоть и просроченное, пахло вполне прилично.

Захватив эту немудрящую еду, занял свое обычное место на диване в гостиной. Он был совершенно разбит.

Сделав над собой усилие, вытянул руку с пультом и включил видеомагнитофон, запуская театр призраков, которым терзал себя каждый вечер.

На экране сменяли друг друга образы из его прошлой жизни. Пьетро с женой и сыном, когда они еще составляли семью. В который раз он питал безумную надежду, что его счастливый двойник из прошлого обернется, посмотрит на него, заметит его присутствие. И увидит, до чего может дойти человек, лишившись близких, оставшись один в доме, зараженном воспоминаниями.

Фильм, снятый на старую видеокамеру, сохранил десятки деталей, смысл которых был ведом лишь ему, Сильвии и Марко: от каждой из них брали начало другие истории, словно ручейки, растекавшиеся от единой реки памяти. Пластырь на руке Джербера, попавший в кадры первого дня рождения Марко, связан с предпринятым за пару дней до того опытом что-то смастерить своими руками, когда он неуклюже пытался сделать клетку для птиц. Золотые блестки в волосах сына рождественским утром: родители так и не узнали, откуда они там взялись, а избавиться от них удалось лишь через несколько недель, с помощью разных шампуней. Сильвия в сапогах «Прада»: Пьетро подарил их жене, заметив, с каким вожделением она смотрит на шикарную обувь, выставленную в витрине где-то в центре города: в тот же вечер, в знак благодарности, Сильвия легла в постель в одних только этих сапогах, и супруги занимались любовью, забыв, что они женаты и у них есть маленький сын.

Сапоги фирмы «Прада» оказали свое действие: Джербер ощутил под халатом эрекцию. Его охватило неодолимое желание снова услышать голос Сильвии. Живой, не записанный на видеокассету. Он схватил смартфон, лежавший рядом, и указательным пальцем пролистнул список контактов. Уставился на экран, собираясь с духом, чтобы нажать на зеленую иконку. Сколько раз он раньше сидел вот так, а потом откладывал сотовый.

Но в этот вечер нет.

Вскоре послышались гудки. Надо надеяться, что Сильвия не рассердится, не сочтет это вторжением в ее личную жизнь. Он даже не знает, что ей сказать, вдруг понял Джербер. Не важно, что-нибудь придумает. Уже поздно нажимать отбой.

– Пьетро, у тебя все в порядке?

– Разумеется, – заторопился он с ответом, все-таки довольный, что бывшая жена за него переживает. Убрал звук у телевизора, чтобы Сильвия не поняла, что он смотрит ту старую видеокассету. – Прости за поздний звонок, я просто хотел узнать, как вы там. – Он употребил множественное число и тут же об этом пожалел.

– Марко спит, – сказала Сильвия, исправляя погрешность. Но, кажется, не разгневалась. – Если хочешь, утром, когда он проснется, мы вместе тебе позвоним.