– А я не слишком взрослый? Может, вам стоит поискать ребеночка помладше? – предлагаю я. То, что я говорю, ужасно, хотя сейчас это мне кажется единственным выходом.

Орк поворачивается, оглядывает меня.

– Ты – как раз то, что надо, – уверенно заявляет он, думая, наверное, этим меня утешить.

Сам не знаю почему, я вытираю слезы и задаю вопрос:

– Как же вы познакомились, если еще не встречались? – Может, я хочу его подколоть, указав на противоречие в рассказе.

Он снова щерит зубы.

– Мы переписывались, – заявляет. – Иногда этого достаточно, правда?

– Так получилось с той рыжей с поляроидного снимка?

Он оборачивается, пялится на меня: понял, что я рылся в его вещах. Но я нарочно сказал это, хотел, чтобы он узнал.

– Да, так получилось именно с ней, – подтверждает он. – В последнем письме она прислала мне фотографию, и мы договорились встретиться в этом доме, – объявляет он мне.

Значит, все верно, думаю я, имея в виду безумный проект этой парочки.

– И я должен буду называть ее тетей? – спрашиваю, в попытке узнать хотя бы, как эту женщину зовут.

Орк делает паузу – наверное, пытается понять, стоит ли довериться мне.

– Ты уже можешь называть ее мамой.

Джербер был озадачен. Самое подходящее слово для того, чтобы описать его состояние к концу длинного рассказа Николина: психолог был именно «озадачен». Фигура безухого егеря возвращалась на сцену, мощно заявляя о себе. После их встречи психолог походя задался вопросом, почему сказочник выбрал этого печального, одинокого человека, чтобы передать послание. Теперь ясно. И Джербер записал в тетрадке:

Сеанс с Нико продлился почти четыре часа. Обычно неведомый гипнотизер прерывал их гораздо раньше, и ребенок на этот раз выглядел неважно. Склонившись к нему, Джербер заметил, что Нико не только весь напряжен, как бывало после прошлых сеансов: нижняя губа у него заметно дрожала, и мелкие капельки пота стекали по щекам. «Что же ты с ним сделал?» – в бешенстве вопросил Пьетро сказочника, одновременно спрашивая себя, сколько еще должны продлиться мучения несчастного мальчика.

– Я хочу, чтобы ты на мгновение закрыл глаза, – сказал он, и Николин послушался. – Теперь дыши так, как я, хорошо?

Он принялся ритмично вдыхать и выдыхать, мальчик стал выполнять это простое упражнение по релаксации следом за ним, а потом продолжил самостоятельно. Психолог решил больше ничего не делать, просто ждать, наблюдая.

Определенно, был способ его освободить: секретное слово, звук, прикосновение, предмет, запах. Но Пьетро Джербер подозревал, что эту награду он получит в конце, выслушав всю историю. Во всяком случае, на это надеялся. Ведь он даже не был уверен, что для противника существуют хоть какие-то препоны: выбрал же он невинного ребенка для достижения своей цели. Какова бы она ни была.

Никто не хочет верить тому, что говорят дети.

Синьор Б. оказался прав: егерь счел само собой разумеющимся, что рассказ взрослого похитителя более достоин доверия, нежели версия юной жертвы. Может, потому, что орк оказался хитер и предварил все, о чем двенадцатилетний парнишка мог поведать, заранее опровергая его слова, выдавая их за выдумки непослушного ребенка, сбежавшего из дома, из-под опеки «дяди», которому родители его препоручили. Джербер рассудил, что бесполезно будет возвращаться к безухому и спрашивать, не помнит ли он эпизод, имевший место двадцать два года назад, когда он, не задавая вопросов, по сути, вручил похищенного ребенка его мучителю. Ведь так оно все и было, сомнений нет. А лесничий, наверное, уже ничего и не помнит.

Джербер увидел, что Николин успокоился и готов вернуться в институт. Он позвонил сопровождающим, налил мальчику стакан воды, как обычно, и раздвинул шторы, открывая серый день, нависавший над Флоренцией.

Любезная сотрудница вошла в кабинет, помогла мальчику подняться с кресла-качалки. У Нико заурчало в животе.

– Тут ты прав, – заулыбалась женщина. – Ты пропустил обед, но мы соберем тебе чего-нибудь поесть, вот увидишь.

Джерберу было приятно видеть, что кто-то наконец заботится о потребностях мальчика.

– Может, вам удалось что-то обнаружить во время видеонаблюдения? Или он ведет себя по-прежнему? – осведомился доктор, имея в виду постоянный мониторинг поведения Николина, помещенного в отдельную палату. И ожидал обычного отрицательного ответа.

– Видеонаблюдения? – переспросила сотрудница.

Психолог сразу понял, что ее коллега врала.

– Нико по-прежнему держат отдельно от других детей, так?

– Сначала его отделили, да, но теперь он вместе со всеми, – ответила женщина. – Простите, доктор, но мы не получили распоряжений на этот счет, – стала оправдываться она.