Он по собственной воле не уймется, сказал себе Джербер, стоя под проливным дождем: само Небо, похоже, над ним глумилось. Я должен заставить его уняться.

Но он устал бороться один на один с неведомым, безжалостным врагом. И, выбросив из головы оркестр, играющий в шикарном отеле, звонкий смех, образ веселого праздника и Сильвии в вечернем платье, принял решение продолжить под дождем путь к суду.

– Похититель?

В реакции Бальди изумление граничило с недоверием. Пьетро Джербера это не устраивало, он должен был ее убедить.

– Да, – подтвердил он, настолько вымокший под дождем, что вода стекала на пол с его одежды. Потом рассказал ей все, начиная с трех условий, которые были ему поставлены и из-за которых он до сих пор молчал.

Они стояли в коридоре старинного дворца, где располагался суд по делам несовершеннолетних. Психолог перехватил ее у двери одного из залов заседаний, и судья, которая все еще на него злилась, согласилась выслушать то, что он хотел сказать, но предоставила ему всего несколько минут.

– И какую цель преследует этот сказочник? – Судья напирала на термин, явно с подозрением отнесясь к рассказу.

– Не имею понятия, – признался Джербер.

– Дьявольский план, которому не хватает такой же… дьявольской цели, – усмехнулась Бальди.

– Понимаю, это может показаться абсурдным, но если вы дадите мне возможность провести еще ряд сеансов с Николином, мы узнаем конец истории орка и мальчика.

– Допустим, твоя история правдива: тогда мальчик сбежал от орка, чтобы рассказать ее… Ты не думаешь, что, если бы нечто подобное действительно произошло двадцать два года назад, я бы давно была в курсе? – спросила она, имея в виду прошлое сказочника.

– Это в самом деле странно, ведь и я не нашел ни малейшего следа ни в тогдашней прессе, ни в интернете, – охотно признал Джербер. – Но я убежден, что и этому есть объяснение. Нужно просто найти очередную зацепку, и мы обо всем узнаем.

– Зацепку? – переспросила Бальди, насмешливо поднимая бровь.

– Я ведь объяснил вам, как это работает, правда? – настаивал психолог, стараясь не поддаваться пораженческим настроениям. – Зацепкой может быть звук, запах, даже какое-то слово или предмет. Вроде иголки с ниткой, к которой я прибег в игровой комнате в тот, первый раз: лишь тогда мальчик заговорил. Помните?

Однако скептицизм Бальди оставался несокрушимым.

– Значит, вот чем ты занимался до сих пор, – заметила она. – Из-за этого угрожал отозвать экспертное заключение?

– Это не было угрозой, меня вынудили, – поправил ее Джербер, впадая в отчаяние.

– Возможно, ты убедишь меня, если покажешь видеозаписи сеансов с Николином. – Старая знакомая вроде бы снизошла к нему.

– Я их не вел, – смущенно признался Джербер. – Сказочник выразился ясно: все сказанное должно оставаться между нами.

Бальди, казалось, это ничуть не трогало.

– Похоже, у нас есть две версии, – спокойно начала излагать она. – Твоя, с похитителем-гипнотизером и прочим. И карабинеров, которые, напротив, считают, что мать и сын, после того как прокололи шину, бросили автомобиль и вернулись к прежнему образу жизни, только еще более неблагополучному: блуждали по лесам Муджелло, останавливаясь то здесь, то там; крали еду и одежду или же находили все, что им нужно, непосредственно на помойке; все это они проделывали и раньше, до того как исчезли. Это длилось, пока их случайно не обнаружили, сначала мальчика, а потом женщину, с интервалом почти в неделю. – Бальди сделала паузу. – Будь ты на моем месте, в какую реконструкцию событий ты бы больше поверил?

В ее речах явно звучал сарказм. Но Джербер не имел ни малейшего намерения сдаваться.

– Почему бы не выслушать владелицу конюшни, которая чувствовала, будто ее «заставляют» ездить в Долину ада, где она в конце концов нашла Нико? Почему не спросить егеря о рисунке, который он сделал на стене горящим угольком, не испытывая при этом боли? И, раз уж на то пошло, поговорите с Заккарией Ашером – пусть объяснит, с чего это его супруг Филип высвободил его среди ночи из смирительной рубашки, прекрасно зная, какую бурную реакцию это может вызвать. – Он помолчал, потом добавил: – Сказочнику даже удалось манипулировать сознанием Лавинии, четырнадцатилетней девочки, которая лечится у меня.

При словах, что и юная пациентка оказалась в это дело вовлечена, во взгляде Бальди появилась серьезная озабоченность.

– Надеюсь, ты не поставил под угрозу здоровье девочки, – произнесла она.

– Разумеется нет, – вспыхнул тот.

– Хорошо бы это было правдой, иначе мне придется принять меры. – Женщина оглядела его с ног до головы, и губы ее скривились: виной тому, как и в первый раз, когда она вошла к доктору в кабинет, явно был его жалкий облик. – Посмотри на себя, Пьетро, я тебя просто не узнаю. – На этот раз суждения ее были куда безжалостнее: она обращалась с ним, как с человеком, дошедшим до нервного срыва. – Ты весь мокрый, на тебе лица нет. Почему бы тебе не оставить это дело и не вернуться домой?