Хорошо сработали. Молодцы! И еще одного можно прихватить, которого он автоматом стукнул. Шарапов бежит к нему. Не двигается. Притворяется, гад! Проверил пульс, дыхание. Мертвый! Со страха, что ли, скончался? Он же совсем легонько ударил. Забрал автомат, документы и бегом к реке. Там собрались уже все.

– Отходим. Быстро!
– командует Полуэкт, а Смирнову напоминает: - Ты возглавляешь прикрытие. Бербиц взваливает пленного на плечи, как когда-то Бахтина, и бежит первым. Пропустив вперед группу нападения, отходит и Шарапов, на ходу бинтуя голову. Рядом пристраивается Карянов.

– Еле иду,- жалуется,- так пнул фриц чертов, что чуть ногу не сломал.

В землянке Шарапов увидел кровь по правому боку и рукаву Бербица.

– Тоже ранили? Сильно?

– От него вон,- кивнул Бербиц головой на пленного.

У Полуэкта подкосились ноги:

– Опять ранен? Куда?

– Сейчас посмотрим. В ногу, кажется. Стянули с дрожащего пленного белые, все в крови, бурки.

– Икра прострелена, командир,- поднял голову Бахтин и рассмеялся:-Мужественным разведчиком Забаровым.

– Посмотрите, нет ли еще ран? По-русски понимаешь?
– спросил у пленного.

Тот промычал что-то невразумительное.

– Все остальное в порядке. Пахать на нем можно,- доложил Бахтин.

Шарапов облегченно вздохнул и, почувствовав головокружение, слабость, привалился к стене. Рана начала рвать и "токать".

Сестра прибежала, взглянула на него и рассмеялась:

– Кто это вас так укутал, товарищ младший лейтенант?

– На ходу бинтовался. Сначала его перевяжите,- указал на пленного.

– Вот еще! Подождет, - фыркнула сестра и, все еще посмеиваясь, начала разматывать бинт. Осмотрела рану и сдвинула брови: - Будь иной поворот головы, и не в ухо бы вышла, а в затылок. Повезло вам, товарищ младший лейтенант!

– Повезло?! Если так везти будет, то, пока до Берлина дойдем, без ушей останемся,- не согласился Вашлаев.

Засмеялись. И шутка была удачной, и настроение подходящее.

– Его перевяжите, укол и все, что надо, сделайте,- снова попросил сестру Шарапов, боясь, чтобы не началось заражение и не умер первый пленный.

Бербиц уже давно нетерпеливо поглядывал на пустые кружки, нос его подрагивал, глаза горели.

– Где наш лихой разведчик? Забаров, приступай к исполнению и доложи, почему без команды огонь открыл? Наливай полнее - сегодня за удачу пить будем! И ему плесни,- повел густыми черными бровями на пленного.

Забаров нынче послушен и нем как рыба. Пытаясь улыбнуться, протягивает пленному кружку, заранее приготовленный хлеб с маслом. Пленный отталкивает то и другое.

– Нихт! Нихт!
– на лице ужас.

– Командир, он не пьет!

– Ты бы его поменьше бил,- вставляет словечко Бахтин.

– Я его бил?
– возмущается Бербиц.- Да я всю дорогу молился: только бы не убить, только бы не убить, даже ничего не повредил, когда брал.

– Может, боится, что водка отравлена?
– догадывается Андрейчук.

– Верно,- соглашается Бербиц.- Расступитесь-ка. Смотри, Ганс ты или Фриц.Бербиц в несколько глотков опорожняет почти полную кружку, вытирает рукавом губы и, помогая себе жестами, напрягая голос, будто разговаривает с глухим, объясняет: - Не отравлено! Понимаешь? Я выпил, не закусил и тебя вижу.

– Нихт! Нихт!
– испуганно отодвигается пленный.

– Командир, он с сержантами и даже старшинами не хочет,- смеется Бахтин.Может, с тобой выпьет?

Полуэкт пил редко, не больше двух глотков, но увидел в глазах ребят ожидание и нетерпение - очень уж им хотелось переупрямить пленного - и лихо, как не умеющие пить люди, ополовинил кружку, тяжело дыша, приказал:

– Пей, фриц!

И пленный послушался. Сначала осторожно пригубил, потом медленно выпил и удивленно похвалил.

– Гут! Кароша!
– потянулся за хлебом.

– Еще бы! Не ваш шнапс!
– пророкотал Бербиц и, будто видел впервые, внимательно оглядел пленного:- Не очень щупленький, кажется, даже не вшивенький, и взяли его аккуратненько, без грубостей.

Землянка дрогнула от хохота. Не смеялись только Андрейчук и Тинибаев - они опять о чем-то спорили.

Пленный оказался ефрейтором все той же 1-й авиа-полевой дивизии. Он был светловолос, голубоглаз и довольно высок ростом. Посмотреть на него сбежались местные солдаты, в землянке не протолкнуться, в ней дым коромыслом. Все довольны, ни у кого никаких огорчений, пока сквозь общий шум не прорывается голос прибежавшего пулеметчика: