– Где заправиться?

– Вон за сараем кухня стоит. Там и боепитание. По диску набили, за вторые принялись - Цыцеров появился:

– Немцы со стороны Балтинавы прут! Иди отбивай!

Началось! И здесь они будут в каждой дыре затычкой. Набили карманы патронами, два ящика "лимонок" расхватали и бегом на западную окраину станции, к домам, которые не успели осмотреть. Цыцеров своих автоматчиков подослал. Стало одиннадцать человек.

За домами поле с некошеной травой. Немцы идут в полный рост. Воротники френчей расстегнуты, рукава загнуты, автоматы на изготовку, но молчат. Непобедимым видом хотят запугать. Откуда их принесла нелегкая? Из эшелона не могут быть... Ремонтная рота, о которой говорил начальник станции? Ну, с этими как-нибудь...

Дома к наступающим глухими стенами обращены. Из окон не постреляешь и на чердаки не заберешься. В прогалах между домами придется становиться. Обзор будет неполный, но можно перекрывать друг друга. Еще бы человек пять для резерва... Оглянулся на станцию и понял, что помощи ждать неоткуда. Объяснил ребятам план боя, разослал по местам и предупредил, чтобы без команды не стреляли.

Немцы близко, а это еще что? Вгляделся и ахнул: между цепью и домами, параллельно им, стадо свиней шествует. Рядом все грохочет и рвется, а они идут себе как ни в чем не бывало.

Цыцеров кричит, чтобы огонь открывали. Цыцерова понять можно: он не о себе беспокоится, а о том, чтобы полк между двух огней не оказался. Полуэкт же видит, что начинать пальбу и раньше времени обнаруживать себя невыгодно. Надо ближе подпустить.

– Не стрелять!
– предупреждает своих, а автоматчикам даже кулаком грозит, чтобы те ему обедню не испортили.

– Огонь, Шарапов! Огонь!
– пуще прежнего кричит начальник штаба.

– Не стре-лять!
– запрещает Полуэкт, отменяя команду старшего и по положению, и по званию, и сосоображая, что должен подпустить немцев на верный бросок гранаты и на прицельный огонь автоматов, ошеломить, сбить спесь сразу, иначе сомнут.

Нервы и у него на пределе, самому не терпится открыть огонь. "Чего орешь?
– злится на Цыцерова.- Мне здесь виднее, что делать". Еще подпускает, не сводя глаз с совсем уже близких немцев, выбирает, где они идут погуще, и нажимает на спусковой крючок. Все автоматы вцепились в наступающих. Из-за боя у эшелона их едва слышно, но резанули хорошо и, самое главное, неожиданно. Ни один не устоял, все в траву попадали.

– За Бахтина и Скворцова! Гранатами! Хорошо, что "лимонками" запаслись. Осколки у них летят далеко, под их разрывами долго не належишь.

Вскочили ремонтники и назад понеслись, а цепь редкой стала, словно гребенка с выломанными зубьями.

Отбежали метров на пятьдесят, залегли. Но радоваться рано, еще пойдут. Два пулемета у немцев оказались. По чердакам прошлись - не разобрались, откуда по ним стреляли, потом по домам стали бить. С такого близкого расстояния пули стены насквозь пробивали. Пришлось за торцами домов укрываться и диски одновременно заряжать.

Поднялись немцы. Пошли. Но уже под прикрытием пулеметов, с изрыгающими огонь автоматами. На этот раз раньше начали их выкашивать и гранатами забрасывать. Не отходят, вперед ползут, а патроны снова на исходе и гранат почти не осталось. Оглянулся Шарапов - кто-то на помощь спешит. Вгляделся и узнал командира первой минометной роты светловолосого и рослого капитана Якимова со связистами. Сколько раз Якимов выручал разведчиков, помог и на этот раз. Как начали мины на поле чечетку отбивать, так и попятились немцы, а Якимов их все подгонял и подгонял, пока с глаз не скрылись.

– Цыцеров приказал тебе здесь оставаться. Патроны доставят,- сказал Якимов Шарапову и ушел разворачивать батарею для стрельбы по другой цели.

У домов отбились, а у эшелона бой затянулся. Бронепоезд подошел, стал тяжелыми бить. Пришлось командиру дивизии полковнику Песочину еще один полк на помощь посылать, и дрались за эту маленькую, вдрызг разнесенную бронепоездом станцию трое суток без перерывов и перекуров. Имела, видно, она какое-то большое значение в планах командования, не поскупилось оно на награды и вручение их не. задержало. К двум "Звездочкам" Шарапова - вторую он получил за зимнюю кампанию - прибавился орден Отечественной войны II степени.

После Пундуры жестокие бои были в лесах перед Балвами. Думали, что и город гитлеровцы будут удерживать, а сходили, проверить - пуст, даже заслонов нет. Шарапов сияет, докладывая о такой удаче Ермишеву, а командир полка не верит:

– Иди, еще раз убедись, прежде чем докладывать. Американцам они города даже по телефону сдают, а мам - не слышал что-то.

Снова сходили - нет противника.

– Товарищ подполковник, как и раньше докладывал, немцы в Балвах не обнаружены,-вытянулся Шарапов перед Ермишевым.

– Вы что же, второй раз там побывали?
– раздался из темноты незнакомый голос.

Шарапов глаза в угол палатки, а там генерал поднимается, идет к нему.

– Виноват, товарищ генерал, не заметил вас.

– Вы на мой вопрос отвечайте,- прервал Полуэкта генерал.

– Так точно. Вторично все обшарили. Ушли немцы из города.

Генерал к Ермишеву развернулся:

– Так какого дьявола вы здесь прохлаждаетесь? Занимайте Балвы, пока немцы не передумали.

И вот впереди Гулбене. Тоже оставят или организуют оборону?