Жители Колд-Спрингс правы, что боятся его.

— Н-нет, — хриплю. Я уже не борюсь с хваткой лиан, они слишком сильны, настолько, что удерживают меня в вертикальном положении. Я чувствую, что на грани, и начинаю терять сознание.

По крайней мере, если я потеряю его до того, как он убьет меня, то не почувствую никакой боли.

— Ты такой злой, как они говорят, — говорю я, пока моя грудь сжимается в борьбе за воздух. — Я просто хотела доказать, что они ошибаются.

Я закрываю глаза, ожидая, что лианы поглотят меня целиком, сожмут, пока не треснут кости, но неожиданно они останавливаются. В одно мгновение хватка спадает, и я перестаю слышать их шуршание. Медленно открываю один глаз и вижу, что пугало смотрит на меня своими холодными и сердитыми глазами.

— Это они злые, — рычит он. — Они могли спасти меня, у них был шанс, но вместо этого они оставили меня гнить здесь. Превратили мое проклятие в изощренную пытку и тем не менее ожидают, что я не буду мстить. Скажи мне, девочка, так кто из нас чудовище?

Я пытаюсь переварить эту новую информацию о нем, но у меня кружится голова. Пугало было проклято. Кем? Неизвестно. Горожане пытались убить его? Пытали? Это неправильно. С другой стороны, я стою здесь опутанная лианами. Кто же из них жертва?

Это все словно ужасный сон, из которого невозможно, и, несмотря на все попытки мыслить рационально, не могу. Все это нелогично. Я словно шагнула в чертову сказку, где все катится в ад. Буду надеется, что у этой сказки счастливый конец. Никогда не любила трагедии.

Мне нужно выиграть время, нужно, чтобы пугало говорило. Мне отчаянно нужна передышка, чтобы понять, что происходит. У меня есть обрывки информации, но, если бы я знала немного больше, возможно, смогла бы связать их вместе и выпутаться как-то из этого.

— Что они с тобой сделали? — спрашиваю я, и мой голос едва громче шепота.

Несколько секунд он ничего не говорит, просто смотрит на меня со сдержанным презрением. Может быть, задается вопросом, стоит ли вообще объяснять, или, может быть, ему любопытно, поверю ли я в эту историю.

А возможно, он просто думает, как меня убить.

Он не отвечает, но захват лиан ослабевает, и они медленно отступают, оставаясь только на моих лодыжках. Кровь разливается по телу, отчего я ощущаю покалывание, бессильно падая на землю. Колени принимают на себя весь удар, и я вскрикиваю от боли.

Если я выберусь из этого ада, будет везением выйти отсюда на своих ногах.

Я убираю остатки лоз с лодыжек и, не в силах встать, остаюсь сидеть на земле и выжидательно смотрю на пугало.

— Ты хочешь знать, что со мной случилось? — спрашивает он со скептической интонацией. — Эта история не для слабонервных.

— Мало того, что считаешь меня тупой, так еще и неженкой, — выпаливаю я, прежде чем остановится. Мой сарказм в условиях опасности зашкаливает. — Я польщена.

Несмотря на двадцатифутовое расстояние между нами, я чувствую тяжесть его презрительного взгляда. Перевожу взгляд на лианы, ожидая, что они оживут и закончат начатое, но они неподвижны. После долгой паузы, пугало все-таки прерывает молчание.

— Ты забавляешь меня, девочка. Поэтому ты жива. Пока.

Слова вызывают во мне облегчение и заставляют плечи немного расслабится, но я все же не смею надеется так просто выкрутится из этой ситуации. Я все еще в ловушке и заблудилась, но, похоже, у меня есть шанс. Он счел меня забавной. Может быть юмор продлит мне жизнь.

— Ну, раз так, можешь звать меня Кэсси. — Я игриво улыбаюсь, словно пытаюсь флиртовать со смертью. — Ты предпочитаешь мистера Пугало или Наблюдателя?

Он медленно качает головой, его глаза не отрываются от моих.

— Ни то, ни другое, хотя слышал в свой адрес прозвища и похуже. Меня зовут Аттикус.

Яд в его голосе мгновенно испаряется, и он говорит более непринужденным тоном. Если бы Наблюдатель не пытался меня убить, я бы решила, что это самый захватывающий разговор в моей жизни. Однако, сейчас я могу думать только о том, как отвлечь его от желания убить меня. Если повезет, я уговорю его отпустить меня и, возможно, даже подсказать, как выбраться с этого поля. Таков план.

Мы теряем драгоценный свет, поскольку солнце продолжает садиться, и вскоре поляна погрузится во тьму. Я не горю желанием оставаться здесь в темноте.

— Так что же с тобой случилось, Аттикус? — Я прерываю молчание, ожидая его рассказа.

Я слышу его приглушенный мешковиной вздох.

— За все годы моего заточения, никто никогда не спрашивал, как меня прокляли. Обычно все верят в истории и не хотят искать правду, — говорит он с горечью в голосе. — Я был проклят женщиной, которая влюбилась в меня, но я не мог ответить ей взаимностью. Она позаботилась о том, чтобы никто не мог быть со мной.

Я ахнула. Я легко сопереживаю другим из-за своей слишком романтической натуры, и мне становится жаль Аттикуса.