— И чилийские дети есть?

— Но я же тебе говорил! Есть и чилийские… А что это тебя так взволновало? — прищурился он.

Серёга не заметил прищура.

— И родители знают, что их дети в Иваново? — продолжал он своё. — Чилийские родители?

— А как же, — ещё сильнее прищурился Петя-Трёшник. — Письма даже пересылают сюда.

— Значит, связь существует?

— Ну, Дресвянин, ты как Шерлок Холмс, — засмеялся Петя. — Зачем это тебе такие подробности?

Серёга сгоряча-то чуть не признался Петру Ефимовичу, что эти сведения нужны не ему лично, а Тишке: Тишка же до сих пор мается, что не сумел переправить Корвалану посылку, не говоря уж о несостоявшемся побеге в Чили. Серёга просто чудом сдерживался, даже ладошкой зажал рот.

Не дождавшись ответа на свой вопрос, Петя-Трёшник нахмурился:

— Ну, не доверяешь — не надо, Дресвянин. Я тебя за язык не тяну.

— Да я что, Пётр Ефимович! — засуетился Серёга и покраснел. — Я думаю, может, их в Иванове-то письмом поддержать от нас?

Петя-Трёшник покачал головой:

— Дре-свя-нин, разве я стремлюсь из тебя во что бы то ни стало секреты ваши выведать? Нет же. Нельзя доверить — не доверяй. Но и не выкручивайся перед старшими. Скажи честно: «Не спрашивайте меня. Не могу вам сказать».

— Не спрашивайте меня. Не могу вам сказать, — пролепетал Серёга.

— Вот так-то, — засмеялся Пётр Ефимович. — Честно и благородно. Меня это радует.

Он помолчал, побарабанил пальцами по верхней доске парты.

— Что я хочу посоветовать вам с Тишкой от всей души: надумаете что-то — потолкуйте о своей затее с кем-либо из взрослых. Ну, скажем, с Тишкиным отцом… Он ведь хороший мужик?

— Хороший.

— Ну, вот видишь. Тем более, и на войну в детстве бегал. Знает, что к чему, может опытом поделиться.

— Да он уже делится. Про границу Тишке рассказывает. Не перейти, говорит: охраняется строго.

— Это верно, не перейти… В войну, когда Тишкин отец сам бегал — другое дело: о границе речи тогда не шло, тогда главное было миновать линию фронта. А фронт постоянно передвигался, где-то расширяясь, а где-то, наоборот, сужаясь. Можно было выбрать удобную брешь и проскочить. Не то что нынешнюю границу.

— Ну, а если лётчиков уговорить? С лётчиками перелететь границу и выпрыгнуть на самолёте? — воспользовался Тишкиными доводами Серёга.

Пётр Ефимович захохотал:

— Какие же вы ещё дети! Да ведь и в аэропорту паспортный режим проходить надо, как и на границе. Ты на лётное поле и выйти не сумеешь, пока тебе пограничники в паспорт штамп не поставят, что гражданин такой-то… Дресвянин, скажем… такого-то числа выехал в такую-то страну… по специальной командировке.

— В аэропорту пограничники? — усомнился Серёга. — За тысячи километров от границы?

— А ты что думал? Хитрее всех, что ли? Ты лётчиков-то и в глаза не увидишь.

— Да-а, — подытожил свои сомнения Серёга. Он и раньше подозревал, что никакой страны Чили Тишке не видать как собственных ушей, но у него не находилось подходящих слов, чтобы убедить в этом Тишку. А Петя-Трёшник сказал всего несколько фраз — и безмозглому дураку после этого станет ясно: ни самолётом, ни морем, ни по железной дороге, ни пешим порядком границу Тишке не пересечь… Вот если с Ивановским детским домом связаться — Корвалану можно куда больше помочь, чем тыкаться вслепую, как это делает Тишка.

С лётчиками он договорится… Как бы не так…

Петя-Трёшник внимательно смотрел на Серёгу:

— Ну, так что, друг Дресвянин? К какому выводу мы придём? Побежим в Чили или не побежим?

— Да я-то и не собирался.

— А кто собирался?

Серёга сжался ёжиком. Ох и Петя-Трёшник, ох и хитрец, думает, Серёга проговорится, думает, выдаст Тишку. Да нет же, нет, не на того напали. Серёга и сейчас вывернется.

— Вы собирались, — не мигая, уставил свои глаза Серёга на Петра Ефимовича.

— Я?

— Да. Вы ж говорили: отбросить бы вам годков этак двадцать — сбегали бы.

Петя-Трёшник, довольный, захохотал:

— Молодец, Дресвянин! За словом в карман не лезешь. Находчивости тебе не занимать. — Он помолчал и подмигнул: — Ну, а Корвалану-то помогать надо?

— Надо.

— Вот то-то и оно, Дресвянин. Надо, — сказал Петя. — Тут Тишкиной посылкой гор не свернуть… А ты рисуй, рисуй заголовок: «Поможем Чили!» Со стенгазеты твоей и начнём.

Тишка слушал Серёгин рассказ не перебивая, и это Серёгу настораживало.