Она подошла к нему — ступая довольно тихо, но каблуки, однако, чётко обозначили её перемещение в пространстве.

Он с любопытством ждал, что она будет делать дальше; она, подойдя к нему вплотную, обняла его со спины и прижалась к нему.

Этот жест весьма его удивил, если не сказать — потряс. Её недавний инстинктивный страх ярко свидетельствовал, что она не готова к физической близости с ним, и поэтому он ждал словесной баталии, а не прямого контакта.

Тут до него дошло, что она потому и обняла его, что хотела ошарашить этим неожиданным жестом.

— Это согласие? — насмешливо и язвительно переспросил он, имея в виду своё ранее грубо высказанное намерение и желая ошарашить её в ответ.

Однако, вопреки выбранному тону, рука его поднялась и легла поверх её руки, бывшей теперь у него на груди. Он движением почти незаметным, если не сказать — нежным — сжал её ладонь, выражая этим жестом и восхищение, и уважение.

Она улыбнулась; он, конечно, этого не видел, но считал улыбку из её голоса, когда она мягко ответила:

— Это поддержка.

Михар хмыкнул. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что она теперь отчаянно юлила, пытаясь улучшить своё положение при нём после высказанных им сегодня угроз, но ему всё же было приятно то, каким образом она пыталась к нему подольститься.

С минуту они молчали.

Потом он спросил:

— Что это за запах на вас?

Духи её успели чуть выветриться за день, но они стояли теперь вплотную, поэтому он ощущал их весьма ясно.

— Это апельсин, — с лёгким звенящим смешком объяснила она, — и немного сандала.

— Сладко и свежо, — отметил он, затем уточнил: — Вы хотели выразить своё удовольствие от того, что я обсуждаю с вами дела вашего завода?

Она моргнула, с трудом принимая ту мысль, что его не просто заинтересовал язык её духов — что он так легко научился его расшифровывать. Потому что, конечно, она выбрала с утра этот аромат именно потому, что ей было радостно, что она предвкушала это утреннее обсуждение и, действительно, хотела выразить и благодарность, и удовольствие.

Его проницательность так поразила её, что она призналась в том, что планировала удержать при себе:

— И фрезия.

— Фрезия? — непритворно удивился он, оборачиваясь, но не отпуская ту её руку, которую держал, и вглядываясь в её чуть смущённое лицо.

В Анджелии фрезии было принято дарить на помолвку, выражая тем симпатию и доверие.

Не то чтобы Михар хорошо разбирался в языке цветов, но в связи со сделанным им Магрэнь предложением он освежил в памяти соответствующие параграфы учебника по этикету, поскольку ему предстояло публично оказывать ей знаки внимания, полагающиеся любимой невесте.

— Это слишком тонкий намёк, Магрэнь, — с огорчением и досадой высказал он и уточнил: — Я не умею отличать все эти ваши запахи.

Она почувствовала себя в высшей степени странно.

Он находился слишком близко — почти обнимал её — и лицо, и глаза его теперь были слишком близко, гораздо ближе, чем она привыкла, и поэтому ей было некомфортно и даже немного страшно смотреть ему в глаза.

Её, к том же, смущало отчётливое недовольство в выражении этих глаз — и ещё больше смущало то, что недовольство это он обращает к самому себе, и связано оно с тем, что он не умеет считывать её намёки ароматами во всей полноте её задумки.

— Может быть, мне просто нравится запах фрезии? — из вредности возразила она.

К её глубокому удивлению, он улыбнулся. Потом отпустил ту её руку, которую всё держал — ей показалось, что от того, что он хотел было поднять её и провести по её волосам. Но он поймал себя на этом жесте и тут же руку опустил. Спокойно, чуть насмешливо сказал:

— Если бы так, Магрэнь, вы бы мне сейчас не назвали этот аромат прямо.

От неожиданности и удовольствия она рассмеялась, всей кожей чувствуя, что он ею любуется.

Он сделал несколько шагов от неё, в сторону своего стола, потом обернулся и сказал:

— Вы восхитительны, Магрэнь, и умеете этим пользоваться. Я вижу приёмы, которые вы используете, — он сложил руки на груди и телом опёрся на стол, — но, вместо того, чтобы раздражаться, всё восхищаюсь и восхищаюсь… — задумчиво пожевал губами он, уходя в свои мысли.

Она осталась стоять у окна, обернувшись к нему. В спину ей теперь светили солнечные лучи, отчего с его позиции казалось, что она светится. Магрэнь, в самом деле, рассчитывала именно на такой эффект.