Шрифт:
От последовавшей далее сентенции господина комиссара о том, что и кому должны давать по ночам порядочные учительницы, у Робин запылали уши.
— Этот нах такой же несовершеннолетний, как я — балерина, нах! — рявкнул господин комиссар. — Тащите его в участок, там разберёмся, нах!
— Я поеду с Сепритом, — объявила Робин, — как лицо, замещающее его родителей.
— Учительница с ним ехать хочет, — доложил агент.
— Учительница пусть хотелку свою зашьёт, нах!
— То есть, не брать её?
Господин комиссар длинно высказался в том духе, что, конечно, не брать, и отключился.
— Руки за спину, — приказал Сеприту агент. — На выход.
— Робин Генриховна, прошу вас… — Глаза Сеприта наполнились слезами.
— Конечно, — встрепенулась она, — разумеется! Я немедленно оповещу твою тётю! Уже звоню, — вскинула руку с браслетом.
— Тётю? — удивился Сеприт. Вспомнил: — Ах, тётю!.. Ну да, огромное спасибо. Но ещё я хотел бы попросить вас довести до конца опыт. — Он кивнул на лабораторный стол. — Вы ведь знаете, насколько он важен для меня.
— Э-э-э… да? — удивлённо проговорила Робин. Но тут же спохватилась: — То есть, конечно, знаю! А что нужно сделать?
— Над тиглем греется колба, — принялся объяснять Сеприт, — температура нагрева отрегулирована. Время нагрева выставлено на часах. И нужно всего лишь, после того, как время истечёт, остановить нагрев. А содержимое колбы, — он повернулся ко мне, — может вам очень пригодиться. В качестве средства от ревматизма, — и посмотрел так, будто только что слил все пароли и явки.
— От чего? — не понял я.
— От болей в спине, — сообразила Робин. — Да, Сеприт! Конечно. Не сомневайся, мы всё сделаем.
— На выход, — повторил агент.
Сеприта нарядили в наручники и увели.
Робин заломила руки и набросилась на меня:
— И вы позволите вот так просто увести бедного мальчика?!
— Нет, ну что вы, — успокоил я. — Так просто — ни в коем случае не позволю. Обязательно подам кассационную жалобу. Вы, кстати, не в курсе, что это такое, нах? — Тьфу! Вот же зараза этот господин комиссар.
Робин оскорблённо поджала губы. Заявила:
— Сеприт бы вас не бросил! Он — настоящий мужчина.
— Вот именно, — кивнул я. — Он — на сто процентов настоящий, а у меня в спине неведомая хрень, — и наконец-то уселся на пол. — Там, на улице — Диана. От неё пользы будет больше, чем от меня, уж поверьте.
— Ох, точно! — вскинулась Робин. — Конечно же, Диана! — и ринулась прочь.
Ну, зашибись, и эта сбежала. Я остался в комнате наедине с Сепритовой алхимией.
Кое-как подполз к столу. Разглядел то, о чем говорил Сеприт — крохотную раскаленную конфорку — это, наверное, и есть «тигль», — и греющуюся над ней, держащуюся на стойке с помощью специального зажима, колбу с ярко-голубым раствором. В колбу с разных сторон были воткнуты прозрачные трубки, в неё что-то то ли втекало, то ли вытекало, а время от времени принимался валить пар — в общем, сам чёрт ногу сломит, понятия не имею, как Сеприт в этом разбирался. Лично я часы-то увидел не сразу.
То есть, увидел сразу, но не сразу догнал, что это часы. Никаких тебе цифр или стрелок — боже упаси, такие приблуды для слабаков, наверное. На столе стояли два воткнутых друг в друга стеклянных конуса. Из верхнего конуса в нижний тонкой струйкой сыпался песок. Видать, как весь пересыплется, так и конец эксперименту. Как говаривал наш жестянщик Палыч, туши горны, завтра докуём.
Сколько, Сеприт сказал, ждать-то ещё — два с половиной часа?.. Ох, чует моё сердце, а ещё больше — хребет, что хрена лысого я столько прожду! Уползать надо — на корабль, к Шарлю. Если не хочу совсем развалиться.
Я попробовал встать, и с ужасом понял, что не могу. Вот, прям вообще. Каждое шевеление ног отдавало дикой болью в спине, если бы я так не стремался — на крик бы орал.
Диана, зараза, куда ж ты делась, когда так нужна? Хрен с ним уже, с твоим Сепритом, помоги до корабля доползти! Там Шарль, там братуха Филеас с животворящим раствором. Ворон, опять же — птица вещая. Махнёт правым крылом — Костя на ноги встанет. Махнёт левым — тут уже глюки посильнее попрут… Блин, только бы не яйцом возродиться, только бы не яйцом! И Диану я так и не поцеловал. А если яйцом возрождусь, то и не смогу уже…
— Константин Дмитриевич, — откуда-то из навалившейся темноты позвала вдруг Диана.
— Дура, — сказал я, — иди сюда. Мне, может, жить-то осталось — всего ничего. Ты меня, может, до корабля-то не дотащишь, — притянул её к себе и впился губами в губы.
Пару секунд всё шло отлично, а потом мне съездили по морде.
— Константин Дмитриевич, вы что!
Я открыл глаза и увидел взбешённую Робин.
— Что вы себе позволяете?!
— Помираю, — объяснил я. Попробовал приподняться и не смог, рухнул на пол. — А Диана — чёрт её знает, куда делась… В общем, так. Если не найдёшь Диану, беги на пустырь. На двух недотроллейбусах отсюда, последняя остановка. Свалка там ещё здоровенная — знаешь?