Шрифт:
– Я подам на твою подружку в суд за то, что у меня встал, – заявил дроу.
– Приложи к косяку и долбани пару раз дверью, – предложил Мартин. – Сразу полегчает.
– Да ты крут, скоро перестанешь быть салагой.
Закончив с почтой, Скарт заскучал и пристал к Люпо:
– Откуда у тебя столько корреспонденции?
– Если поездишь с гуманитарными миссиями ООН, то тебе не меньше присылать будут.
– Я пас.
– Ты подумай, дело верное.
– Не выношу вида всяких оборванцев. А зачем на гуманитарных миссиях оборотень?
– Чтобы ни у кого не возникло желания растащить груз, – ответила Люпо, сверкнув глазами. – Ты не поверишь, как вид разорванных на части трупов влияет на решимость мародёров.
Скарт задумчиво почесал затылок, открыл холодильник и покопался в его морозном нутре.
– Ты чё там забыл, Грязный? – спросил Девятка.
– Беру пиво. Мы ж закончили, дело раскрыто. Квантрейн прижмёт Кадара, он во всём сознается, чтобы прикрыть свою жопу…
– Поставь на место, тряпка, священная неделя детокса ещё не окончена. Забыл, что ли?
Скарт поворчал, но оставил банку в покое.
– Это какое дело ты раскрыл? – поинтересовался Виктор, продолжая читать.
– Так Кадар же…
– Веселье продолжается, сержант Райх. Мы ещё не узнали, кто стоит за всем этим. Кадар лишь часть головоломки, которую только предстоит собрать.
Он замер на мгновение, прислушиваясь.
– Слышишь колокол, Девятка?
– Какой ещё колокол? Это какая-то атональная[1] хрень. Опять телек сломался, наверное.
– Нет, это колокол. И он звонит по тебе. Так что жри поменьше, а то загнёшься раньше времени.
Девятка рассмеялся.
– Что мы говорим в таких случаях, Грязный?
– Не сегодня.
– Понял, Вик? Завтра и поговорим об этом.
Прежде чем ответить, Виктор долго смотрела в окно.
– Завтра всегда наступает слишком поздно.
– Так и загрустить можно, – сказал Девятка. – Надо поднять настроение. Чья сегодня очередь исполнять «Мрачное воскресенье»?
– Пусть Грязный играет, – ответил Сицеро.
– В прошлый раз мне пришлось струны на гитаре перетягивать, так что не отмазывайся.
– Слабак. Давай сюда гитару, а то так и будешь отмораживаться.
Взяв инструмент, Сицеро принялся проверять строй.
– После войны эта песня постоянно звучала на Химмель-Штрассе, – сказал Скарт, ударившись в ностальгию. – Были ж времена…
Внезапно Виктор смял письмо и направился в свой кабинет. Каин дёрнулся было за ним, но дорогу ему преградила Альма.
– Отойди.
– Пошли поговорим снаружи.
Когда они вышли из казармы, Альма сказала:
– Я так поняла, Виктор ничего тебе не объяснил.
– Насчёт чего?
– Насчёт брата.
– В подробности он не вдавался.
– Это Виктор убил его. Случайно, разумеется – они оказались по разные стороны фронта. С тех пор он практически не контактирует с семьёй, предпочитая добровольное изгнание.
Каин развернулся.
– Стой!
Слова не могли остановить его. Но знакомому звуку извлекаемого из кобуры пистолета это вполне удалось. Он развернулся, доставая оружие.
Некоторое время они стояли, целясь друг в друга.
– Знаешь, в чём наша проблема? – наконец спросил Каин.
– Нет, – ответила Альма. – Расскажи.
– Даже на союзников нам приходится смотреть поверх стволов.
– Мы всегда будем мишенями друг для друга.
– Только если ничего не изменим.
Альма опустила пистолет.
– Иди, раз решил.
Каин почти бегом миновал казарму и вломился в кабинет. Виктор сидел у стены, положив руки на колени. В одной он держал бутылку, во второй – пистолет.
– Значит, Альма всё-таки рассказала, – заключил он
– Да.
– Ну, теперь ты знаешь немного больше. Ценность информации сомнительна, но факт есть факт.
Каин протянул ему руку.
– Вставай, брат, у нас осталось одно незаконченное дело.
Виктор убрал пистолет в кобуру и встал.
– А если не готов к сложностям, то сдавай ствол, жетоны и катись обратно в Валахию, – продолжил Каин.
– Из тебя выйдет толк, – сказал Виктор.
– У меня были хорошие учителя.
Дверь распахнулась, на пороге возникла Регина.