Шрифт:
— Ах, — сказал Нильс, уставившись на картину, — ну, это было связано с отсутствием того, что я бы назвал аристократическим мировоззрением. — Он сделал еще одну огромную затяжку и выдохнул, так что Робин смогла лишь смутно разглядеть его черты. — Я не имею в виду “аристократ” в узком классовом смысле… Я имею в виду специфическое мировоззрение… Аристократической натуре присуща отстраненность… широкий, великодушный взгляд на жизнь… может противостоять изменениям судьбы, хорошим или плохим… но у Эди был буржуазный склад ума… собственничество в отношении своих достижений… беспокойство об авторских правах, расстройство из-за критики… и успех разрушил ее, в конце концов…
— Вы считаете, что искусство должно быть свободным? — спросила Робин.
— А почему бы и нет? — сказал Нильс. Он протянул косяк. — Хочешь?
— Нет, спасибо, — сказала Робин. Она уже чувствовала легкое головокружение от вдыхания пассивного дыма. — Но — она смягчила вопрос легким смешком — вы же не думаете, что из-за беспокойства об авторских правах ее убили, верно?
— Не совсем из-за авторских прав… нет, Эди убили из-за того, кем она стала.
— Стала?
— Фигурой ненависти. Она сделала себя ненавистной… но она была художником.
Глядя на размытую зеленую фигуру на коленях с наклеенной на нее головой Эди, Нильс сказал,
— И что может быть большей данью силе творчества художника, чем то, что его уничтожают? Так что в этом смысле, знаешь, у нее был свой триумф в смерти… они признали ее силу… она была принесена в жертву своему искусству… но если бы она знала, как… как жить со своей силой… тогда все прошло бы лучше для нее…
Нильс сделал еще одну длинную затяжку. Его голос становился все более сонным.
— Люди не могут ничего поделать с тем, кем они являются… врожденно… Твой друг Пез… классический западный тип…
Робин услышал вдалеке голос Брэма, который снова пел на голландском языке, а затем крикнул: “Нильс?”. Нильс поднес толстый палец к губам и улыбнулся Робин.
— Нильс?
Они услышали шаги Брэма по коридору, затем раздался удар кулаком в дверь. Робин догадался, что Нильс обычно запирает ее, когда находится в студии, потому что Брэм не стал пробовать ручку.
— Я знаю, что ты там, папа, я чувствую запах травы!
Робин подозревала, что Нильс мог бы притвориться, что не слышит своего сына, если бы она не присутствовала. Вместо этого он рассмеялся и сказал,
— Хорошо, мальчик…
Поднявшись на ноги, он положил косяк и направился к двери. Брэм появился, широко раскрыв глаза при виде сидящей Робин, и закричал.
— Папа, ты пытался…?
— Это друг Пеза, — сказал Нильс, заглушив конец фразы Брэма. — Что ты хочешь?
— Могу я взять в школу меч Овергротвадера?
— Нет, мальчик, если ты это сделаешь, тебя точно исключат, — сказал Нильс. — Сейчас уходи. Иди играй.
— Дрек одинок и измучен, — сказал Брэм. — Дрек одинок и измучен. Дрек..
— Нильс? — произнёс женский голос. Появилась женщина со стрижкой, которую Робин видел раньше, с ребенком на руках. — Там парень у двери насчет котла.
— Я подожду в холле, — любезно сказала Робин Нильсу, поднимаясь на ноги. — Вы захотите снова запереть эту комнату, если вас здесь не будет.
Она надеялась, что, упомянув о запирании двери студии, напомнит обкуренному Нильсу о необходимости сделать это. Робин не очень нравилась мысль о том, что Брэм получит в свои руки клевант своего прадеда, и она с облегчением услышала за спиной звяканье ключей, когда уходила обратно в зал.
Пеза все еще не было видно, но мужчина в синем костюме из котельной с недоумением смотрел на гигантскую Monstera deliciosa, винтовую лестницу и сотни рисунков и фотографий, развешанных по стенам. Нильс пронесся мимо Робин в дыму конопли, поприветствовал ремонтника и повел его на кухню. Женщина со стрижкой улыбнулась Робин, затем поднялась по винтовой лестнице, что-то шепча малышу на руках, который хихикал.
Оставшись одна, Робин достала мобильный, чтобы отправить Страйку фотографию коллажа, которую она сделала . Но прежде чем она успела это сделать, пронзительный и громкий, как свисток, голос произнес почти у самого ее уха.
ДРЕК ХОЧЕТ ПОИГРАТЬ В ИГРУ, БВА!
Вскрикнув от неожиданности, Робин подпрыгнула и обернулась. Брэм подкрался к ней сзади, держа у рта маленькое пластиковое устройство. Увидев шок Робин, он разразился хохотом. Робин сунула мобильник обратно в сумку, сердце бешено забилось, и она заставила себя улыбнуться.
— Тебе нравится “Чернильно-черное сердце”, не так ли?
— Мне нравится Дрек, — ответил Брэм, продолжая говорить через устройство, которое искажало его голос до пронзительного воя.