Призвав на помощь всю свою выдержку и хладнокровие, льерд Ланнфель выступил из — за стены.

Надежно огражденный тьмой и полотном двери, он всё также был невидим для поглощенных своей беседой лиходеев.

— То есть, ты предлагаешь… — тихонько присвистнул Тинджер, приподнимаясь с дивана, на котором лежал до этого момента — Но развод, Эмелина… Он невозможен.

— Всё будет возможно, — утробно хохотнула Змеища, нервно дернув края шали — Просто позже. Любая из папашиных маслобоен даже теперь дает хорошую прибыль. Плюс вверенные нам кормовые поля, посевы, плодовые угодья, стада и прочее. Толком папаша меня, разумеется, ни во что не посвящал. Считая, что мне это не нужно, он обсуждал всё с Ланнфелем. Но также и с братьями, как потенциальными претендентами на имущество Бильер. Вот, Феннер мне и рассказал, что именно теперь принадлежит нам. То есть, мне и моему супругу. Помолчи, я тебя прошу… Так вот. Ну неужели с прибыли от всего этого я не найду денег купить законника, согласного поставить подпись на моем прошении? Тинджер! Тогда я буду свободна! Я буду богата! Мы с тобой можем быть вместе… Надо просто немного подождать.

Юный кандидат в любовники, а может даже и в следующие мужья колебался.

— Вот опять всё у тебя ПРОСТО, — гунднул он вновь — Подождать, говоришь?

— Немного! — вскрикнула Эмелина, натянув шаль так, что послышался явственный треск — Ты не сможешь? Разве ты меня больше не любишь?

— Люблю, Эмми. Люблю, Серебрянка. Но от одной мысли о том, что ты там… с ним… занимаешься ЭТИМ… Бррр! Противно и мерзко. И потом… Что, если за это время ты понесешь от него? Мне его выродок не нужен. Прости, но это так.

Острые, серебристые когти, проткнувшие мякоть подушечек пальцев Диньера, остались не замечены им.

Беглая мысль жестко подстегнула уже загорающийся разум:

«Маслобойню? Прибыль с пастбищ? Плодовые… ЧТО?! А говна в сковороде не хотите ли, льерды засранцы? Ах ты, Серебрянка, мать твою! Вот же тварь… Спокойно, Ланнфель. Не поднимай только шума. Не сейчас.»

— Никаких выродков не будет, — бархат голоса льерды резко сменился на лёд — Если что — то даже и появится, я не пущу его в мир. Вытравлю, коли потребуется. Обо всём прочем даже не напоминай, Тинджер. Заниматься с ним «ЭТИМ» просто… невыносимо. НЕ — ВЫ — НО — СИ — МО. Это больно. Плохо. Гадко и отвратительно. Меня будто племенной бык прожевал и отрыгнул. Я теперь даже сидеть не могу нормально! У меня ломит спину и болит всё… внутри. Мне, видишь ли, пришлось доказывать ему, что ты соврал…

Сопливец, конечно же, разохавшись и разахавшись, потянулся успокоить дружеским объятием фальшиво взрыднувшую подопечную.

Однако же, видеть этого Ланнфель не желал.

Равно как и знать, что мало того, что ему наставляют рога, но и хотят ещё обокрасть в недалеком будущем.

Обокрасть, да. Во всех смыслах этого слова. Отобрать всё, в том числе и только что приобретенное Имя.

Змеища Эмми попытается… И будет пытаться снова и снова. Снова и снова! Не выйдет с этим мальчишкой, найдется другой, понапористей, посмелее да порасторопнее.

Идиотик Ригз думает, что льерда Подлянка жопу рвет ради любви к нему… Ха! Смешно. Да он ей нужен только как крючок, на который можно прицепить оправдания самой себя. Дескать, вот, на что иду я ради любви… Так и он, Ланнфель, нужен Змеюке, чтоб не остаться без куска хлеба по скорому уезду из теплого, папенькиного дома. Страдающая, жертвующая собой мученица… Лицемерка. Выдра!

Пора было обнаружить себя.

Но сделать это ровно наполовину. То есть, также, как ведет себя молодая супруга — абсолютно подло. Исподтишка.

«Прибыль тебе, дрянь такая, — с очень большим трудом подавив желание переломать шеи обоим, вольник заставил себя остыть — Навоза тебе чашку. Ты у меня не только прибыли… Стотки на пудру не получишь, тварь. Полкуска хлеба определю тебе на неделю. Вот же, а?!»

…Когда, окончательно успокоившись, льерд Возмездие выбрался, наконец, из под лестницы, уже почти рассвело.

Утро намечалось прохладное и смурное. День же обещал принести с собой дождь, а может быть даже и мелкий, колючий снег.

Поднявшись по лестнице, Ланнфель поймал за рукав незнакомую, пожилую, оторопевшую от неожиданности горничную:

— Скажи льерде Ланнфель, что я жду её в спальне. И не трепли, что не знаешь, где находится моя супруга. Все вы тут всё знаете, змеи. Давай быстрее.

И тогда, когда Эмелина, всё ещё кутаясь в шаль, появилась перед лежащим прямо поверх чистой постели и не снявшим одежды супругом, тот отрывисто бросил:

— Где шлялась? Ладно, не важно. Сегодня вечером отбываем в Ланнфель, дорогая. Собирай барахло.

Льерда Ланнфель прищурила глаза:

— Что скоро? Папаша сказал ещё неделю гостить. Но хорошо. Воля ваша. Теперь же я хочу немного поспать, льерд. Надеюсь, мне это можно?

Совершенно деревянной походкой она прошла к постели.

Не сняв с себя ни шали, ни розового платья, легла рядом с мужем также как и он, поверх атласного одеяла.

Через минуту Эмми уже крепко спала, не ощущая и не слыша ничего.

Ни сильных рук, которые, осторожно перевернув её, накрыли грубо связанным пледом.