Однако ж, кто знает? Может быть, когда Ракуэнский Хозяин ревнует или хочет женщину, глаза его также теплеют и меняются? И горят, когда смотрит на то, что нравится ему? Откуда ей, недоучке Эмми, могут быть известны такие вещи?

Цвет волос. Если убрать седину, Саццифир будет такой же белый, как и Ланнфель, это точно. Седина не портила, а просто придавала волосам некоторый благородный блеск, не скрывая цвета. И у Хозяина Академии волосы были аккуратно уложены, а не как у льерда Ланнфеля иногда торчали, аки метельные прядки! Аккуратная укладка ведь тоже придает «статусности» облику, она, Эмелина, уже сколько раз твердила мужу об этом…

— Пошла ты со своей статусностью, Серебрянка, — всякий раз отвечал он на добрые увещевания — Не хочу, не буду. Мне и так хорошо. Какой есть, такой есть. Не рафинированный, зато надежный. Ригз твой статусный, и где он? Сбежал, вот незадача! Придется жить со мной, без статусности и прочей ерунды.

Даже походка Саццифира напоминала Диньерову!

Конечно, эту схожесть нарушала сильная хромота, но всё же. Если Ланнфелю начать хромать и вручить в руки трость, то со спины их с Хозяином Академии ни одна собака не отличит.

«Похожи, как две капли, — не в силах избавиться от навязчивых мыслей, льерда Ланнфель быстро шагала по скрипящему снегу вслед за Ракуэнским Владельцем, крепко вцепившись в руку Диньера — Так не бывает, чтоб разные…»

— Я вижу, у тебя есть вопросы ко мне есть, девочка? — внезапно взрезал Саццифир мягкую, снежную тишину, даже не потрудившись обернуться — Не умея ничего скрывать, ты скрипишь мозгами так, что даже у меня в голове загудело! Терпение, Эмелина. Всему своё время.

Льерда Ланнфель только ахнула!

Причем, сделала это так громко, что сама же, спохватившись, прикрыла рот рукой.

— То есть, — начала задушенно, от удивления забыв сразу и о приличиях, и об осторожности — То есть!

— Согласен, — кивнул маг, поднимаясь на крыльцо — Говорить о том, что я слышу твои мысли, невежливо. В других обстоятельствах я бы, разумеется, промолчал. Но, во первых. И ты, и Диньер тут по моему личному приглашению. Значит, вы мои гости, а не просто посетители. Во вторых же, очень надоел твой верещащий голосок в моей голове, льерда Ланнфель. Не слишком, однако же немного выводит из себя. Ладно, входите, льерды.

Дверь в Академию он распахнул сам, жестом пригласив супругов войти внутрь.

— Смелее, — ещё и подбодрил — Уже очень скоро ты получишь подробные объяснения, юница Ланнфель. А ты, мой мальчик — предложение, от которого не сможешь отказаться. Предупрежу сразу, дорогие мои. Не упустите шанс! Такая удача выпадает только раз в жизни.

…Эмелину Ланнфель, с детства отличающуюся крепким здоровьем и выносливостью, мутило от начала тягости всего несколько раз.

Спокойно неся дитя, она даже удивлялась, припоминая рассказы, слышанные ею в детстве от матери и других женщин о том, насколько тяжела эта счастливая и почетная ноша!

Её не мутило, по её же собственным заверениям, «уже триста лет».

Но — замутило сейчас.

Именно сейчас, когда, подчиняясь приглашению — приказу, переступила она высокий порог входа в Ракуэнскую Военную Академию…

Глава 38

Вопреки ощущениям и ожиданиям, внутри грозного здания оказалось довольно уютно.

Конечно, этот уют отличался от домашнего.

Того самого, когда множество милых вещиц, накапливая, сберегают тепло, впитывая его в себя и сохраняя на долгие, долгие годы. Вышитые, жесткие салфетки, смятые частыми стирками. Кухонные и банные полотенца, вышорканные почти до основания, выблекшие, истонченные, хранящие уже в самих нитях ароматы пирогов, духов и фруктовой воды. Ковши, старые, помятобокие, с вбившимся в ручки и крышки налетом. Чашки со сколами, с трещинами на боках, напоминающими снежинки или быстрые, дождевые брызги. Тарелки глубокие, глиняные, с вытертыми добела донцами… Крохотные шкатулки, картинки, портретики, подушечки — думочки, расшитые цветами, звездами и усатыми, кошачьими мордочками…

Ничего этого не было здесь.

Но уют был. И он был другим. Казенным. Строгим. И даже не уютом скорее, а порядком.

Идеальным порядком.

Сама входная дверь, прочная, толстого дерева, окованная фигурным железом, служила как страж, оберегая широкие, мрачные коридоры и тяжелые, многоступенчатые лестницы от ненужного вторжения или же простого, любопытного глаза.

— Входите, — Хозяин Академии распахнул дверь кабинета, пропуская гостей вперед — Прошу.

Внутри оказалось также… уютно, скажем так.

Жарко пылал камин, каменный пол был укрыт плотным ковром, широкие и узкие полосы его орнамента на какое — то время увлекли внимание Эмелины.

Имевшая в натуре своей особенность цеплять и запоминать мелочи, молодая магичка, сразу же отметив простое убранство кабинета, осталась довольна им.

Всё приглянулось ей, от камина дорогой выкладки и шкафов, набитых книгами до кожаных подушек, брошенных на низкий, добротный диван.

«Очень статусно, — сказала сама себе льерда Ланнфель — Вот бы Диньеру устроить что нибудь этакое! Тогда сразу бы посетители, заехав к нам, понимали, что хозяин поместья не абы кто, а уважаемый льерд, с которым приятно и выгодно иметь дела. У папаши тоже, кабинетик — то так себе… Барахла много, вроде счетовых книг и вексельных огрызков, а толку нет! Да ещё обязательно либо табачница, либо блокнот где валяется… А то и того хуже, мятые бумаги! А вот здесь зато… Уровень. Порода!»