– Я расспросил его, – в нос ударил запах слабого дешёвого вина.

– Ты пьян? – догадка была крайне неприятной и тревожащей.

– Отец всегда учил, что «без вина товар не продать и не купить». Нужно уважать того, с кем ведёшь дела.

– Что за глупости ты говоришь? Если б я знала, что ты собираешься так решать вопрос, то никогда бы не отправила. Ты напился впервые?

– Я выпил, но не пьян, – юноша и впрямь довольно твёрдо для своего состояния держался на ногах и говорил. – И не повторяй за Куном, будто мне рано, он-то, – Чжу Жу скосил глаза на торговца, – не знает, иначе бы со мной не беседовал. А так я смог сторговаться на три серебряных! – гордо объявил парнишка.

– Почему так дорого?

– Госпожа, я и так с великой тяжестью договорился на три, он изначально просил пять. Это же Юй Куо! Все знают, насколько он жаден до денег. Рабыня серебра вовсе не стоит, её откармливать дороже – я другую вам выберу.

– Насколько этот бесшёрстный жаден? – Сону разозлило то высокомерие, с которым наблюдал за ними торговец. Имя, выбранное местными, без преувеличения ему соответствовало. Спаивать молодого паренька ради забавы и назначать завышенную цену, чтобы развлечься – поступок ниже даже его самого.

– Небылицы ходят, вроде он младшую жену и нерождённого ребёнка отдал Цзинь Яо Мо[68] взамен на золотую монету.

– Так и отдал? – скептически отозвалась Сона.

– Вот и я о том. Ещё правитель Ван Гао Мин[69] запретил жрецам храма приносить жертву людьми, но более я не уверен в том, что это неправда…

– Значит, закон легко преступить может?

– О вас он тоже не знает.

– Думаю, когда ты подошёл ко мне, он догадался.

– Уйдём?

– И обесценить твои труды? Как я твоей матери теперь смотреть в глаза буду?

– Да, наперво снять бы комнату. До дома, чувствую, не дойду.

– Скажи, что мои друзья весьма влиятельны, и если отдаст мне её за одно серебро, то я буду знать, к кому вести своих знакомых.

– За эти деньги можно сторговать крепкого мужчину!

– Поведал ли он, куда продаст девочку?

– Я не ошибся, она обещана в чинлоу. Сперва служанкой, а после, если смилуются Духи, возьмут в ученицы, а там, если умная, сможет добиться большего, нежели законные жёны знатных родов. А если не понравится, отправят в Пин Мин Ку[70].

– Для чего?

– В квартале много дешёвых игральных и питейных домов – девушки там всегда нужны.

– Полагаю, он узнал обо мне задолго до нашей просьбы. Глупо было бы считать, будто за столько дней меня никто не заметил. «Чужеземка, ищущая и скупающая земляков». Решил взять страхом за её судьбу? Передай мои слова, а также то, что откажись он, и я, не откладывая, направлюсь на площадь, где поведаю всем собравшимся, как Юй Куо искушал меня купить его рабыню, да к тому же за пять серебряных. Судей приручить можно, но не толпу. С его-то славой.

Парень вернулся:

– Два серебра и пятьдесят медных.

– Два, – вручая деньги Чжу Жу, отрезала Сона. – До того, как найдётся покупатель, предлагающий пятьдесят медных сверху, она наест на все три.

Переговорщик перекинулся ещё парой фраз с продавцом, после чего зашёл со счетоводом торговца в стоящий рядом с пьедесталом шатёр и, вернувшись, заключил:

– Скоро вовсе стемнеет, и товар нельзя будет рассмотреть, тогда все и разойдутся. Юй Куо не станет забирать её в дом, а оставит под ступенями. Придётся быть осторожными: если кто узнает девочку, то мы тут же станем ворами. Свидетельство у меня, но без печати. А сейчас идёмте, я уже голодный.

– Есть ли способ освободить раба? – занимая лавку напротив, поинтересовалась Сона.

– Нужно идти к сюэтуфа. Фа Цзы Ёу в его власти. Господин! – Жу окликнул владельца лапшичной, мастерски орудующего тесаком на открытой кухне. – Не ел лапши вкусней во всём Хуан Цзюй! Жаль, неблизко.

– Мы сможем такой получить?

– Никогда. Я говорил, чужеземцы не могут покупать рабов, а в Суде пытливы до записей.

Повар, вытерши руки о замызганный кусок ткани, поставил перед запоздавшими посетителями миски горячей кисло-острой рисовой лапши на бульоне из мяса и морских улиток, скрытой под горкой зеленью, квашеными овощами и рублеными орехами.[71]

– Помните ли вы людей на рынке с учётной книгой и ящиком на шее? – продолжил Чжу Жу. – Возле них после часа Шан Ву[72] собирается толпа. Им надлежит следить и записывать: кто, сколько, за кого платит. Без их печати раб хозяина не меняет.

Поздним вечером слуга дома, на чьём лице виднелись ранние морщины, стоял у открытых ворот, высматривая со всех подъездных дорог молодого хозяина с гостьей. Аи знала, что те вот-вот появятся, ведь скоро объявят час Сяо Цзинь[73], а денег выкупать нарушителей, пойманных городской стражей за его несоблюдение, у семьи попросту нет. Потирая загорелый лоб мозолистой рукой, раб прищурил страдающие куриной слепотой глаза. По дороге, со стороны торговых улиц, к дому двигались три фигуры. Поравнявшись с уличным фонарём в нескольких шагах от входа, своим тусклым светом освещающим разве что комаров возле него, одна из фигур обратилась к ждущему рабу голосом молодого господина: