Прогоняя на скорость полоумный счет по десятому кругу, отбивая мыском уже звонкую чечетку, «ниспосланное свыше освобождение» вдруг громогласно выругалось и сердито топнув ногой, принялось поливать «бестолочь истерическую» таким трёхэтажным матом, что Себастьяну захотелось немедленно покинуть эту грешную землю, а в частности, это страшное помещение с вконец обезумевшей синеглазой нечистью.

Не в силах больше терпеть визгливые крики «обезумевшей синеглазой нечисти», которая несколько поисчерпав запас нецензурной лексики, теперь надрывно требовала «пренепременно заснуть», Себастьян принялся с пятикратным усердием вдыхать смертоносный запах, но перестарался и, низвергнув из себя очередную порцию крови, теперь виновато отплевывался и откашливался, краем глаза наблюдая, как «безумная синеглазая нечисть», схватившись за взъерошенную голову, швыряется во все углы той самой вонючей марлей, дополняя свою бурную деятельность громогласными фразами на бесовском языке.

В этот момент Себастьяну сделалось невыносимо тоскливо. В глазах заблестели предательские слезы, завидя которые Мартин, тихонько выругавшись, бросил свое увлекательное занятие и заботливо склонился над уже вовсю ревущим Себастьяном.

– Тихо-тихо, – заботливо молвил он, отирая тыльной стороной леденющей ладони ручейки слез с лица Себастьяна, – ну чегось ты разволновался-то так? Никто тебя не убивает… Засыпай, не боись.

Далее «синеглазый черт» принялся сюсюкаться точно с маленьким, но не забыв при этом приложить вонючую марлю. Долго он уверял, заверял, умолял, уговаривал и разве что колыбельные не пел. Слушая все это, Себастьяну отчего-то вспомнилась постылая работа и именно в виде нескончаемых насмешек, упреков и порицаний.

Чувствуя себя полным ничтожеством, он принялся мысленно проклинать себя за то, что абсолютно ничего не умеет делать, даже заснуть толком не может.

Между тем Мартин из последних сил продолжал сыпать успокаивающие фразы заверительного характера, «дабы присыпить бестолочь истерическую для ее же собственного блага», однако все усилия оказывались тщетны.

– Ну чего, чегось ты себя замучил и меня домучиваешь?.. – усталым голосом воскликнул Мартин, – Спать же хочешь!.. Да усни ж ты хоть как-нибудь!.. Те rogo (лат. Прошу тебя)! Те queasy rogo (лат. Прошу тебя, пожалуйста)!..

Себастьян печально посмотрел в «преданные глаза синеглазой собаки» и тяжко вздохнул. Конечно же, он и сам был бы рад безмятежно заснуть, вконец устав от тошноты, от головокружения, от скованности распятых конечностей, от визгливой синеглазой нечисти, мельтешившей под боком, да только голова упрямо не желала отключаться, снова и снова возвращая на прежнее место непонятных событий и круговорота невеселых мыслей о собственной никчемности.

Грязно выругавшись, Мартин предоставил Себастьяну один на один разбираться с вонючей марлей, сам же отправился к узкому шкафчику, как вскоре выяснилось, за новой добавкой «вонючести».

– Расслабляемся, – медленно произносил он, капая из пипетки на марлю, – всецело сосредотачиваемся на интересненьком, ни о чем не думаем. Все-все-все! Устали-устали! Нукась, давай-ка со мною!.. Тут все крайне просто!.. Смотри, делаешь глубокий вдох и… плавный выдох… Вдох-выдох… Вдох-выдох… Спокохонько… Вдох-выдох… Вдох-выдох…

Если под «интересненьким» подразумевались те пульсирующие круги синего цвета, которые то и дело расплывались, ярко возрождаясь и медленно бледнея, чтобы вновь возродиться в насыщенной синеве и растаять в лазоревой блеклости, то Себастьян был сыт по горло этим спектром оттенков синего, но ничего не оставалось делать, как смотреть и учиться дышать.

Вскоре Себастьян почувствовал, как его затягивает в странно-обволакивающий сон. Этому омерзительно-противному обволакиванию не было сил сопротивляться.

– И не вздумай мне проснуться раньше положенного! – послышался извне строгий голос.

– Хорошо, – пискнул Себастьян, резко вернувшись в реалии, чем вызвал визгливо-рычащий стон со стороны.

– Да чего у тебя никак не получается-то?! – слезно запричитал Мартин и принялся одаривать Себастьяна новой порцией «вонючести», – Хватит за сознание цепляться!.. Спать! Спать! Спать!!!

Безрезультатно опустошив всю пипетку он остервенело плюнув, принес сразу всю банку и уже не поскупился на щедрость, потому как удушающие пары теперь не только противно щекотали горло, так еще и принялись резать глаза. Резали настолько сильно, что вновь возникшие синие круги принялись стремительно покрываться туманной дымкой, пока не наступила кромешная тьма.

Возвращаясь из мира сладких грез в суровую реальность, Себастьян вспомнил, что впереди еще целых пять рабочих дней. На душе стало паршиво. Мучительно застонав, Себастьян вдруг понял, что чувствует себя просто отвратительно. О похмелье он знал лишь понаслышке, однако в данный момент был твердо уверен, что это именно оно.

Ничего не понимая, Себастьян принялся вспоминать события вчерашнего дня, но память лишь размыто показала ссору с отцом, а потом резко зачудила, выдав какой-то кошмарный сон с участием синеглазого черта.

– «Приснится же такое!» – подумал он и попытался открыть глаза.

Однако сделать этого не удалось так же, как и пошевелиться, потому что тело, словно сговорившись с памятью, напрочь отказалось подчиняться. Собравшись с мыслями, Себастьян не стал поддаваться преждевременной панике, порешив, что раз отцовская трепка привела к таким жестким последствиям, то стоит этим воспользоваться, чтобы денек сачкануть. От этой идеи на душе стало значительно легче. Без всякого чувства вины Себастьян постарался вернуться в мир сладких грез и чудесных фантазий, как вдруг почувствовал довольно неприятные хлопки по щекам.