— Марина Босая!

— Боса, а не Босая, — поправила я.

— Ну, все равно. Как тебе не стыдно, Марина. Что мне про тебя девочки рассказали! Ты стыдишься своих родителей-тружеников.

— Мои родители давно умерли.

— Ну все равно. Старших братьев и сестер. Стыдишься, скрываешь от ребят свое место жительства. У тебя брат — передовик, работает на строительстве.

— Не брат, а сестра.

— Не имеет значения. Такие фокусы! Мы все прямо опозорены.

И она принялась срамить меня, как будто я совершила тяжкое преступление.

Но я знала, как следует отвечать:

— Прости, я поняла, я обещаю. Я исправлю.

Так и сказала — исправлю. Словно речь шла о классной тетрадке, о домашней работе, в которой ничего не стоило исправить перышком допущенные ошибки.

— Ну и молодец. Постарайся. Чтобы нам не ставить на комитете.

Мне стало жаль ее — девочка, школьница, щеки пухлые, детские!

На следующий день в школе еще на крыльце меня встретила Мери Жемчужная:

— Ну как? — выпучила она рыбьи глазки. — Пойдем вместе домой?

— Конечно. — Я уже не сомневалась, что это она насплетничала про меня. — Непременно. Зайдем к нам. Посидим в нашей хате. Все очень, очень обрадуются тебе. Особенно мои братья, передовики производства.

— Ой, как интересно! — она повернулась на острых каблучках и вскоре шушукалась уже о чем-то с подружками.

На лестнице я догнала Олега:

— Здоров, Олежка!

— А Боса! Ну как?

Должно быть это «ну как?» у него вырвалось случайно, но Олег повторил словечки Жемчужной, и они больно ударили меня.

— Больше ничего не скажешь, Олег?

На нашей лестнице не так уж много ступеней, но, бывало, пока поднимешься, узнаешь все, что на душе У друга.

— Скажу, — не глядя на меня, бросил Олег, — в общем, со школьным приветом!

Так просто — настроение, обычные школьные слова?

Но в такие минуты все кажется самым главным.

Домой возвращалась одна. Почему так бывает — из-за мелочи, пустяка, ломается дружба?

Дед мой сидел за воротами на дубках, беседовал с каким-то соседом. У него все соседи. С каждым словом перекинется. Он глуховат, мой дед. Говорит громко, чтобы слышать себя. Еще издали донеслось — хвалился старшими внуками. А потом мне вслед:

— А це таке — вітер!

На пустыре, неподалеку от нашей хаты появился чудаковатый паренек в просторной вельветовой куртке; такие куртки были очень модными в прошлом столетии — одна моя подружка собирает древние журналы, я встречала в них подобные силуэты. Шагал он стремительно, хлюпая по лужам, шнурок туфли развязался, подстегивал штанину; то и дело приглаживал беспокойной рукой разметавшуюся шевелюру. На боку, на потертом ремне висел большой ящик, этюдник с алюминиевыми ножками. Я и раньше встречала этого паренька — в нашем кафе. Горбился за дальним столиком в углу; а теперь увидела во весь рост: поджарый, сухой, как обглоданная рыбья кость, черный чуб лезет на черные глаза, а глаза… У меня самой бывают такие глаза, когда в кого-нибудь влюбляюсь.

Остановился, долго возился, раздвигая треножник этюдника. Перебирал тюбики, пробовал кисти, топтался, высматривая и ощупывая глазами все вокруг. Наконец приметил меня:

— Здорова була, дівчино!

Я не ответила.

— Что же ты молчишь, давняя знакомая?

Нахал? Простачок? Чудик?

— Я встречал тебя на стройке!

— У меня сестра там работает.

— И в заводском клубе встречал.

— У меня брат там работает.

— И в кафе.

— У меня сестра там работает.

— Ты всюду и кругом. А здесь что делаешь?

— Мы тут живем. Давно тут живем. Еще когда ничего не было.

— От сотворения мира? Может, ты Ева? Или сама Земля?

«Нахал или псих», — решила я. А вслух сказала:

— Вы будете здесь рисовать?

— Да.

— Но это все уже рисовали. Тысячу раз. Это уже дети рисуют с закрытыми глазами.

— А я хочу с открытыми. Это трудней.

— Может, и меня нарисуете?

Он рассеянно глянул на меня; не на меня, а в мою сторону, как будто меня и не было, как будто пустое место.

— Не вижу тебя, — пробормотал он, — ты говоришь, вы тут всегда, а я не вижу тебя.

«Пижон, — решила я, — обыкновенный пижон. Таскает этюдник, чтобы дурить голову девчонкам!»

А парень уткнулся в свой холст, ожесточенно выдавливал краски, точно выгонял джина из тюбиков. Я отступила немного, не очень далеко, чтобы все же получиться на картине. Но он даже не посмотрел на меня. Прямо зло взяло, так бы и смешала все краски. Убежала в хату, смотрела в окно.

Воображает мальчишка!