Шрифт:
— Я не усматриваю. Я расследую. Неужели нужно объяснять тебе? Тебе! Я должен знать…
— Да, конечно, ты прав. Ты должен. Ну, что ж, ты узнал все, что должен был узнать. А теперь извини, мне необходимо побыть одной, собраться с мыслями. Все так неожиданно. Мне нехорошо, Анатолий…
— Я провожу тебя, — забеспокоился Саранцев.
Только что, вот сейчас, она с этими словами обращалась к Марине, предлагала ей свою защиту, помощь: «я провожу тебя, девочка!» Как все повернулось жестоко!
— Нет, Анатолий. Я сказала, мне нужно остаться одной. Если что возникнет, найдешь меня в школе.
«Девочка доверилась мне, была откровенна, — убеждала себя Катерина Михайловна, — она ни в чем не виновата!»
И только дома, проверяя тетрадки и как бы беседуя с глазу на глаз со своими учениками, Катерина Михайловна отложила тетрадь Марины Боса:
«Но сегодня! Почему оказалась там, на лестничной площадке сегодня? Что привело ее к двери этой квартиры? Ребяческая игра — если можно назвать это игрой — игра в красивое уже раскрылась, подружки все знают… Зачем сегодня? Окликнули? Позвали на помощь? Если это преступление, могла услышать крик. Но почему никто, кроме нее, не слышал? Почему молчит?
Я верю ей, верю Марине! Но ложная вера может погубить, а не спасти. Что защищаю — чистоту или преступление?»
Катерина Михайловна была еще очень молодым педагогом, порой теряла уверенность в себе, теряла в себе у ч и т е л я. В ней все еще жила чувствительная, неуравновешенная Катюша. И сейчас у нее не было твердого понимания, твердого решения, как вести себя; то ей казалось, что Анатолий прав и необходима жесткая линия следствия, то представлялось подлым подвергать девочку необоснованным подозрениям.
Впервые плохо подготовилась к уроку, вышла из дому раньше обычного; утро было свежим, серым, тянуло с гнилого угла мелким дождем и снегом, казалось, вернулась зима; потом вдруг проглянуло солнце, растопляя тучи, согревая землю. Катерина Михайловна ничего не замечала вокруг, только на проспекте донесся обрывок фразы: «Девушка из парфюмерного…»
Катерина Михайловна бывала в этом магазине… Или, возможно, она из другого? Какое-то цветочное название. Они все почему-то ютятся в тесных клетушках. Спертый воздух специй, толкотня. Только новый магазин более просторный. Посетителей обслуживают три девушки. Которая из них?
Солнце отражалось в окнах домов. Окно на третьем этаже плотно закрыто, занавешено. Или ей так почудилось — черное окно. И дверь, должно быть, опечатана. В доме все еще живут случившимся, вокруг дворника сгрудились встревоженные люди. Катюша всматривалась в их лица: простые, искренние люди, добрые и непосредственные. И вот все они не могли предотвратить зла.
Кто-то позвал ее:
— Катюша!
Сергей догонял:
— Катерина Михайловна…
— Вы, Сережа?
— Шел следком и не решался заговорить.
— Что это вы здесь… Чем-то взволнованы?
— Да вы же знаете, — он запнулся, — я видел вас вчера здесь, возле этого подъезда. Разговаривали с каким-то гражданином в сером плаще. И еще раньше приметил, были с ним в кафе. Я хотел спросить, Катерина Михайловна, кто этот человек?
— Сережа, согласитесь, несколько бесцеремонный вопрос!
— Да-да, — я знал, что так отнесетесь. Но поверьте, мне, до крайности важно. Не всегда ж человеку все ясно. Так?
— Откровенно говоря, удивляете меня.
— Я понимаю. Но я не могу вам сейчас объяснить. Сам не могу еще во всем разобраться. Мне всегда трудно, особенно когда… — он недоговорил, потеряв нужное слово, приблизился к ней вплотную, как будто опасаясь, что она уйдет, — но прошу поверить, если можете. Катерина Михайловна, помните, встретили девушку. Вот здесь, на этом проспекте, молодую, растерянную. Вы еще спросили меня…
— Это она? — вырвалось у Катерины Михайловны.
— Да, Катерина Михайловна…
Оттого, что видела ее, видела ее лицо, заглянула в глаза, стало еще тягостней.
— Вы знали ее? — строго спросила Катюша.
— Нет, я же сказал. Зачем вы снова спрашиваете! Я же сказал тогда — почему-то думал о ней, зацепила своей судьбой. Но вы не ответили мне!
— Это очень важно?
— Да, уверен, вы говорили с ним о случившемся. Говорили, как с близким человеком. Я догадываюсь, кто он…
«А ты что за человек? — подумала Катерина Михайловна, — чего добиваешься. Почему, собственно, должны верить тебе?»
И вслух сказала:
— Это мой школьный товарищ.