Шрифт:
Но тот так не считал:
— Как у тебя продвигаются отношения с мисс Аддамс? — спросил он с проблеском интереса в голосе.
Закрыв глаза, парень постарался изобразить печаль, граничащую с отчаянием.
— Она ненавидит меня, — солгал Ксавье, не открывая глаза.
— Правда? По-моему, ты лжёшь.
— Это правда! — вспыхнул он и посмотрел на отца с искренней злостью — достал её из воспоминаний об истинных событиях, сопряжённых с семьёй. Сработало.
— Почему ты решил, что она тебя ненавидит?
— Она начала догадываться о вашем очень разумном плане с браком, — снова солгал Ксавье. — И я думаю, что она посвятила меня в свои видения, потому что в них меня убили, — это частичная правда.
Только в видении его лишь попытались убить. Уэнсдей даже рассказала, где это произойдёт. Но как — уточнять не стала. Для его же безопасности. И после произошедшего Ксавье не сомневался в правдивости этих слов. Эта хмурая девочка всё-таки прониклась к нему чувствами. Маловероятно, что любовью в привычном понимании этого слова, но ему и не требовалась настоящая любовь от неё. Просто знания, что она ощущала к нему нечто, и это нечто являлось положительным.
— А с момента об убийстве поподробнее, — попросил после минутного молчания отец.
Ксавье удивился — его родитель выглядел по-настоящему испуганным. Черты лица смягчились, рот приоткрылся, а расширенные зрачки метались из стороны в сторону.
Чудом сдерживая желание ехидно заулыбаться во весь рот, парень сухо кивнул, изобразил глубокий вздох и начал рассказ.
Когда он закончил, папа, чьё лицо разрезало множество взявшихся из ниоткуда морщин, сдавленно поинтересовался:
— Есть предположения, когда это случится?
— Без понятия, — Ксавье выдавил из себя улыбку — специально, чтоб показаться нервным, и вышел на улицу.
Он отошёл всего на несколько шагов от входа в больницу, даже не успел спуститься с крыльца, как всё содрогнулось от грома, и тотчас в паре сантиметров от его головы пронеслась пуля. Сзади донёсся треск разбившегося стекла.
— Ну, сейчас… — Ксавье понял, что продолжает улыбаться.
Уже будучи по-настоящему нервным, почти до потери сознания. А что, если Уэнсдей ему соврала и он умрёт? Или, наоборот, её попытка ему помочь изменила судьбу? Или она просто неправильно истолковала видение?..
Вокруг закричали и стали носиться люди. Следующая пуля пронеслась над плечом. А ещё одна пролетела секунду спустя в месте, откуда Ксавье интуитивно убрал голову, пригнувшись. Повезло.
— Не вздумай умереть! — Ксавье едва не потерял связь с реальностью от изумления, когда отец прыгнул перед ним и полностью загородил своим внушительным телосложением.
Он ожидал от отца любого поведения, но только не того, что он решит проявить жертвенность и станет на пути у пуль. Отец никогда его не защищал. Только мог обругать, когда Ксавье попадал в опасные для жизни передряги. А мог и сам устроить отпрыску ситуацию, откуда выбраться живым почти невозможно.
Был лишь один раз, когда отец на него не ругался. И когда был встревоженным едва ли не сильнее.
***
Первое, что увидел Ксавье, когда гроб остановился на полпути к крематорию{?}[печь для кремации (сжигания) умерших (людей, животных), а также учреждение, где находится такая печь. В данном случае я подразумеваю именно печь] и с него сорвали крышку: два чёрных озлобленных глаза. Кажется, их тронуло что-то вроде разочарования, когда в них отразилось его покрасневшее и испуганное до полусмерти лицо. Девочка с чёрными косичками покачала головой. А Ксавье понял, что никогда уже её не забудет.
— Ты не оживший труп, — заключила она и, кажется, попробовала захлопнуть крышку гроба обратно.
— Уэнсдей, подожди! Пожалуйста!
— Ладно, ты интересно спрятался. Но теперь я разочарована. Это был наглый и бессовестный обман, — сказала она и отошла.
Сбежались десятки встревоженных людей, но первым к нему подоспел отец. На нём застыло выражение ужаса и почти паники. Папа дрожал. Папа впервые дрожал.
— Как это произошло?! — взревел он, но не на Ксавье.
— Подумаешь, детки развлекались, — небрежно бросила черноволосая красивая женщина, поглаживающая Уэнсдей по плечу.
— Ладно, ваша дочь спасла моего сына… спасибо, — папа неожиданно выволок его из гроба и обнял.
— Я очень об этом сожалею, — хмуро заметила девочка с косичками.
***
Невольно Ксавье сжался за спиной отца, но приступ жалости и страха за себя быстро отступил. Да и шок от действий папы пропал. За два проявления нежности в его жизни нельзя было вдруг принять его за хорошего человека. Скорее, он просто доказал тем, что всё же человек.
Тогда как другие воспоминания доказывали обратное.