Она вдруг стала часто облизывать губы — на них остался какой-то вкусный привкус. Как у крепкого кофе без сахара. И более опьяняющий, чем та рюмка самогона, что однажды ей предложил дядя Фестер на каком-то семейном торжестве.

Подумав об этом, она прекратила касаться языком уст — поняла, что обесценивала этим умения дяди в приготовлении крепкого алкоголя. А ещё на подсознательном уровне, — там, откуда приходило вдохновение для романов, — вдруг разразилась животным криком интуиция, как свинья, загнанная на убой где-то в деревне, где их разделывают по старинке — начиная с закалывания без каких-либо обезболивающих.

Уэнсдей собралась с мыслями и расслышала в коридоре шаги. Их услышал и Вещь — шустрый придаток прыгнул вовсе в окно, скрывшись где-то снаружи. Своего мелкого друга она посвятила во весь свой план, от начала и до конца.

Шаги приближались, и она закрыла глаза, скатившись по постели вниз. У неё задача простая — изобразить из себя не просто спящую, а потерявшую сознание девушку. Её не должны были усыпить.

Одну руку она свесила с постели, а вторую приложила к гноящейся ране на животе. Якобы лишилась сознания от боли.

Когда дверь открылась, Уэнсдей уже полминуты лежала без движения, притупив все рефлексы, если её похититель решит их проверить. Умение притворяться хоть трупом — полезное в хозяйстве.

— Что тут у нас, спишь? — спросил мужской незнакомый голос.

Он потрогал и подёргал её руками в перчатках, но не получил вообще никакой реакции.

— Что ж, мне же лучше, — заключил её идиот-похититель.

Он бессовестно расстегнул пуговицы на её сорочке, чтоб сорвать с тела все электроды. Уэнсдей была бы не против ударить, а после заживо закопать урода, но продолжила лежать без движения. Через секунду вокруг пищали все аппараты.

— И всё же, — вдруг произнёс он, и Уэнсдей ощутила, как тонкая игла вошла ей под кожу на руке, впрыскивая какой-то препарат.

Этого она не планировала.

— Надеюсь, ты не помрёшь от этого. Босс меня же грохнет, — он накрыл её тонкой тканью и прямо на той кушетке, где она лежала, и увёз её.

Поклявшись, что умереть от какого-то снотворного или транквилизатора она и не подумает, Уэнсдей постаралась воспротивиться действию препарата и не заснуть. Сначала ничего и не происходило, но вскоре яркий свет больничных ламп, проникающий сквозь тонкую ткань и плотно сомкнутые веки, стал казаться мягче и меркнуть. Поутихли звуки быстрых шагов ненастоящего врача и контакта колёс с полом, став неразборчивыми тихими помехами где-то вдалеке. А мысли, продолжающие держать её в сознании, быстро исчезли во мгле. Только одну Уэнсдей не отпустила — не позволила себе забыть о плане.

Она открыла глаза, обнаружив, что стоит возле самой себя, укрытой покрывалом. Стараясь не задумываться, как такое возможно, Уэнсдей оглянулась и осознала — её никто не видел. Похититель просто вёз её бессознательную оболочку, нервно ругаясь себе под нос. Понимая, что момента получше уже не будет, она обратилась в слух.

— Чёрт, чёрт, чёрт… — ругался он себе под нос, действительно напоминая какого-то встревоженного медика. — Почему сейчас… до синего затмения ещё много времени. Чёрт, чёрт, чёрт, — продолжал возмущаться себе под нос парень.

Из его плаксивого нытья самому себе Уэнсдей поняла несколько вещей — он пешка, которая не понимала мотивов собственных нанимателей и которую сковал ужас. Уэнсдей ожидала похитителя поинтереснее. Это недоразумение позорило искусство сильнее, нежели белладоннцы, когда она проникла в их библиотеку.

Оглянувшись, Уэнсдей заключила, что парень вёз её тело к восточному выходу. Хотя в облике призрака она ничего не могла сделать с этой информацией.

А может, и могла.

Её навело на эту мысль странное обстоятельство — она расслышала оглушительные выстрелы, но поблизости ничего не происходило. Звук стрельбы определённо достигал того коридора, но не настолько громкий. А её бестелесные уши подрагивали от звуков испуганных визгов людей и стрельбы на опасном расстоянии. Ровно так, как она слышала, видя видение про Ксавье.

Мгновение — и она переместилась. Всё вокруг так же, как она видела: Ксавье, которого закрыл его отец, и пролетающие мимо пули. Только саму себя она не видела в том видении. И Ксавье её явно не видел, просто нервно оглядывался по сторонам и о чём-то думал. Её это вмиг выбесило: в её видении парень долго не стоял, как истукан, за спиной родителя, а убежал.

Но наяву он не проявлял никакой активности, кроме ежесекундных перемен эмоций на лице.

Уэнсдей ощутила биение чёрного сердечка где-то вдалеке, оттуда, где лежала её оболочка. Интуиция приказала дотронуться до Ксавье, и она послушалась — времени на долгие раздумья у неё не нашлось.

Парень зажмурился, а как только она убрала руку, распахнул глаза. В его взгляде промелькнуло удивление, когда она сложила руки на груди и склонила голову. Эта реакция показалась ей достаточной, чтоб заключить — он её увидел.

— Восточный выход. Туда, — и некая сила вернула её обратно к своему телу.

Показалось, что прошла вечность: её уже начало пожирать изнутри нетерпение и даже опаска, что Ксавье не придёт, но наконец в коридоре показалась его растрёпанная — снова — причёска, облепившая бледное и почти неотличимое от покойника лицо.