Я могу справиться с маленькой комнатой без окон, погруженной в темноту. Заключение — это совсем другое дело.

Покалывание распространяется по ногам, когда я ерзаю на стуле, мышцы умоляют о том, чтобы их размяли. Я не знаю, как долго я сижу здесь, но кожа вокруг запястий болит, и странные очертания начинают сливаться в темноте.

Через некоторое время мои плечи опускаются.

Моя голова поворачивается вправо при скрежещущем звуке открывающейся стальной двери, и от этого движения ощущение головокружения проносится от груди к голове.

Иисус.

Как долго я здесь нахожусь?

Прогоняя это чувство, я прищуриваюсь на дверь. Любая надежда увидеть нечто большее, чем неясную фигуру, входящую в комнату, исчезает, когда дверь закрывается. Шаги скользят ко мне, пока одежда не шуршит прямо перед лицом, и легкое дуновение воздуха не касается моей кожи, когда фигура опускается на колени.

Я прищуриваюсь, но не могу разглядеть ничего, кроме широких мужских очертаний.

— Добро пожаловать в Темную комнату, Эмми.

Я сразу узнаю веселый, почти насмешливый тон. Райф. Я не удивлена, что он находит развлечение в моем очевидном дискомфорте.

— Как ты себя чувствуешь?

— Бывало и лучше, — спокойно отвечаю я.

Он издает смешок. Низкий, гортанный и сексуальный даже для моих ушей, несмотря на отсутствие для меня его привлекательности. Без сомнения, все четверо братьев Мэтьюзз генетически одарены. Этот факт заставляет задуматься, зачем им понадобилось нанимать кого-то для сексуальных услуг.

— Скажи мне, милая. Тебя так беспокоит темнота или наручники?

Я открываю рот, чтобы ответить честно, но вместо этого облизываю губы, вспоминая слова Обри. Они хотят посмотреть, с чем ты можешь справиться… Он хочет посмотреть?… Остальные, всегда смотрят.

Наблюдают ли они за мной в эту самую секунду? Даже Адам? Может ли он ясно видеть меня, даже когда я практически слепая? Его темные глаза вспыхивают в моем сознании, скрытные и изучающие, когда он смотрит на меня сверху вниз.

Тепло согревает мою плоть.

Будет интересно наблюдать, как ты ломаешься.

Не сегодня, Адам Мэтьюзз.

Я заставляю свои запястья расслабиться под узлами, затем хлопаю ресницами на случай, если Райф каким-то образом может меня ясно видеть.

— Может быть, я просто не привыкла быть одна, когда связана.

Это заставляет его издать стон, когда он приближается, глубокая тень его лица парит перед моим.

— Я знал, что у тебя есть острый язычок под этими мягкими губами, — шепчет он, как раз в тот момент, когда я чувствую, как его большой палец касается моей нижней губы. — Жаль, что они не для меня.

Я хмурюсь, затем бормочу сквозь следующую волну головокружения, которая накатывает на меня:

— Что ты…

— Вопросов нет.

Он резко выпрямляется, голос резкий, как удар кнута. Я съеживаюсь в кресле от внезапного движения, затем мысленно ругаю себя за такую реакцию.

— Сегодня вечером мы собираемся узнать друг друга поближе. Если в какой-то момент тебе станет слишком неудобно продолжать, ты дашь мне знать, и я тебя отпущу.

Ком проходит через мое горло.

— Что означает…

— Это значит, что тебя отправят домой.

Он опускается и наклоняется ближе, его руки окутывают меня темными тенями, когда он сжимает подлокотники кресла.

— Потому что, если ты не сможешь переварить сегодняшнюю ночь, ты не протянешь и недели. Забавный факт: мои братья, похоже, не думают, что ты продержишься и десяти минут. Однако, — он наклоняет голову, пока его нос не оказывается на моей шее, и я вздрагиваю, когда он глубоко вдыхает, касаясь моей кожи, — что-то подсказывает мне, что ты их удивишь. Что-то подсказывает мне, что ты удивишь нас всех.

Когда он опускается передо мной на колени и проводит своими большими руками по моим обнаженным бедрам, мои колени автоматически сжимаются. Он издает мрачный смешок.

— Расслабься. Все, что тебе нужно сделать, это расслабиться. Ты можешь сделать это для меня?

Расслабиться?

Его хватка усиливается, и моя спина напрягается. Я не хочу расслабляться. Не тогда, когда мои запястья связаны, в окружении темноты, и я понятия не имею, что Мэтьюзз приготовили для меня.