Вернувшись к столу, он позвонил в бюро обслуживания. Дежурная сообщила, что звонков было много — все того же характера. Кроме того, мистер Майлс просил позвонить ему. Разговаривая с телефонисткой, Спенсер вскрыл один из конвертов. В нем оказалась газетная вырезка.

— Собираетесь ли вы переменить номер телефона, мистер Донован? — снова спросила девушка.

— Да.

Это была заметка с последними светскими сплетнями. Спенсер не видел ее раньше, так как вообще не читал таких заметок.

— Делается это очень просто, сэр, — сказала телефонистка. — Вам достаточно позвонить в абонентный отдел телефонной компании. Я с удовольствием помогу вам.

— Большое спасибо, я последую вашему совету, — ответил Спенсер.

Один из абзацев газетной вырезки был отмечен чернилами. В нем говорилось:

«Мы видели очаровательную Джин Садерленд в «Колони» в обществе интересного молодого человека Поля Стенфорда-Трейхауна. Вряд ли они разговаривали о погоде, если судить по тому, как держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Позже один из наших друзей видел юную пару в «Ла рю», где она танцевала почти до утра. Джин, одна из наиболее очаровательных представительниц нашего молодого поколения, официально помолвлена с нью-йоркским адвокатом Спенсером Донованом, имя которого недавно упоминалось на страницах газет в качестве ревностного пропагандиста левых идей. Не означает ли все сказанное выше, что Джин надоело краснеть?»

Вырезка была послана из 17-го почтового района, то есть из центральной части города, несомненно, каким-нибудь доброжелателем, опасавшимся, что Спенсер не увидит заметку в газете. Он почувствовал укол ревности, хотя и понимал, что ревновать глупо. Однако представить себе Джин в объятиях Поля было мучительно. Он позвонил Майлсу в контору.

— Я разговаривал с Джоном, — сказал Майлс. — Наш разговор был довольно длинным. Боюсь, что мы зашли в тупик. Джон по-прежнему считает, что нам не следует представлять ваши интересы, так как это может повредить вам.

— Я согласен с мистером Арбэттом, — заявил Спенсер. — Мне вообще неприятно, что вы вернулись к этому вопросу.

Майлс откашлялся.

— А мне нет, Донован, и по многим пунктам я не согласен с Джоном, но должен признать, что он мой компаньон и...

— Мистер Майлс, — прервал Спенсер, — я понимаю ваше положение и, поверьте, ценю ваши усилия.

— Вы отправили телеграммы в Вашингтон?

— Да, конечно.

— Вы собираетесь договориться с каким-либо другим адвокатом? — спросил Майлс.

— В данный момент — нет. Но...

— А как вы смотрите на Саймона Риса? Я вас часто встречал вместе. У него блестящая репутация.

Спенсер рассмеялся.

— А вы знаете, что случилось? — и он рассказал Майлсу о встрече с адвокатом в вестибюле гостиницы.

— Да, неприятно, — заметил Майлс. — Но не огорчайтесь. У нас достаточно адвокатов, которые с радостью согласятся представлять ваши интересы и получить деньги. Я подумаю о ком-нибудь.

— Я тоже буду думать. Спасибо, мистер Майлс.

— Обязательно дайте знать, как только получите ответ из Вашингтона. Кстати, вам пришла в голову блестящая мысль — послать телеграмму сенатору Купу. В этом Джон с вами согласен.

— Я рад, — ответил Спенсер.

В комнате было очень душно. Он встал, открыл дверь и вышел на балкон. Здесь он почувствовал себя немного лучше, хотя воздух был неподвижный и сырой. Откуда-то слабо донесся звонок. Он не сразу сообразил, что это телефон. Спенсер не пошевелился, и телефон вскоре умолк. Черный аппарат на столе был сейчас его врагом; такими же врагами были письма и почтальон, который их приносил, управляющий домом и лифтеры, газеты, которые продавались на улицах, его клерк — его бывший клерк — и телевизор. Но облик города и вид реки не изменились. Через реку шел паром, направляясь к Уэлфер-айленд, а большое нефтеналивное судно лениво двигалось к мосту Куинсборо. Может быть, завтра Спенсер получит ответ из Вашингтона? Интересно, чего хотел от него Майрон Вагнер? Он не разговаривал с ним после инцидента с Марком Хелриджем. Вот опять зазвонил телефон; возможно, это Майрон, но он не хотел отвечать на звонок.

Он почувствовал, что боли в желудке все еще продолжаются. Продолжаются?.. А может, начинаются снова? Ему придется принять таблетку. Майлс спросил его: «Вы платите своему врачу?» Майлс — странный человек; он, должно быть, вдвое старше Спенсера, настоящий старик. Но, слушая его, вы никогда этого не скажете. Что подумает о нем Майлс? Как он поведет себя, когда узнает правду? Мысль об этом беспокоила Спенсера. Если Майлс отвернется от него, он потеряет своего единственного друга — нет, не единственного, останется еще Ред. Майлс и Ред, старик семидесяти лет и юноша лет двадцати, — довольно странное сочетание.

Возможно, Лэрри еще даст о себе знать, но, даже допуская такую возможность, Спенсер вместе с тем в глубине души сознавал, что не может на это рассчитывать. Если ответ из Вашингтона будет положительным, ему придется немало потрудиться, чтобы разыскать Лэрри. Не исключено, что в конце концов он найдет Лэрри, но будет уже поздно добиваться его присутствия при слушании дела. Спенсеру придется выступать перед комиссией без своего свидетеля. Он скажет правду о письме — Спенсер был уверен, что его заявление само по себе произведет сенсацию, — но окончательный результат по меньшей мере сомнителен. Используя выгодный момент, Уолты Фаулеры и Аароны Купы сделают вид, что не верят его истории с письмом, и в таком случае вопрос останется «спорным», а сам он — по-прежнему под подозрением. Его жизнь... Спенсер внезапно подумал, что в той атмосфере, в которой он теперь живет, затравленный страхом, сплетнями и всеобщей неприязнью, для него нет разницы между невиновностью и виной и что одним своим поступком он сразу превратил себя из уважаемого гражданина в отщепенца.