Отпущу свою душу на волю…
вернуться

Кузнецов Юрий Анатольевич
Шрифт:

Деревянный журавль

Тихий край. Невысокое солнце.За околицей небо и даль.Столько лет простоял у колодцаВ деревянном раздумье журавль.А живые – над ним пролеталиИ прощально кричали вдали.Он смотрел в журавлиные далиИ ведро волочил до земли.Но когда почерневшую водуТронул лист на немытой заре,Он рванулся и скрылся из видуИ… зацвёл на далёкой земле.Ослеплённый алмазною пылью,Он ветвями на север растёт.Ему рубят широкие крыльяИ швыряют в дорожный костёр.А когда журавлиная стаяНа родимую землю летит,Он холодные листья роняетИ колодезным скрипом скрипит.1967

Отсутствие

Ты придёшь, не застанешь меняИ заплачешь, заплачешь.В подстаканнике чай,Как звезда, догорая, чадит.Стул в моём пиджакеТебя сзади обнимет за плечи.А когда ты устанешь,Он рядом всю ночь просидит.Этот чай догорит.На заре ты уйдёшь потихоньку.Станешь ждать, что приду,Соловьём засвищу у ворот.Позвонишь.Стул в моём пиджакеПодойдёт к телефону,Скажет: – Вышел. Весь вышел.Не знаю, когда и придёт.1967

«Всё сошлось в этой жизни и стихло…»

Всё сошлось в этой жизни и стихло.Я по комнате кончил ходить.Упираясь в морозные стёкла,Стал крикливую кровь холодить.Я вчера в этом доме смеялся,Кликнул друга, подругу привёз.И на радостях плакать пытался,Но судьбы не хватило для слёз.Так стоял в этом смолкнувшем доме.И на божий протаяли светОтпечатки воздетых ладонейИ от губ западающий след.Я рванусь на восток и на запад,Буду взглядом подругу искать.Но останутся пальцы царапать,И останутся губы кричать.1967

«Звякнет лодка оборванной цепью…»

Звякнет лодка оборванной цепью,Вспыхнет яблоко в тихом саду,Вздрогнет сон мой, как старая цапляВ нелюдимо застывшем пруду.Сколько можно молчать! Может, хватит?Я хотел бы туда повернуть,Где стоит твоё белое платье,Как вода по высокую грудь.Я хвачусь среди замершей ночиСтарой дружбы, сознанья и сил,И любви, раздувающей ноздри,У которой бессмертья просил.С ненавидящей, тяжкой любовьюЯ гляжу, обернувшись назад.Защищаешься слабой ладонью:– Не целуй. Мои губы болят.Что ж, прощай! Мы в толпе затерялись.Снилось мне, только сны не сбылись.Телефоны мои надорвались,Почтальоны вчистую спились.Я вчера пил весь день за здоровье,За румяные щёки любви.На кого опустились в дорогеПерелётные руки твои?Что за жизнь – не пойму и не знаю.И гадаю, что будет потом.Где ты, господи!.. Я погибаюНад её пожелтевшим письмом.1967

«Ниоткуда, как шорох мышиный…»

Ниоткуда, как шорох мышиный,Я заскребся в родимом краю.Я счастливый, как пыль за машиной,И небритый, как русский в раю.– Где ты был? – она тихо подсядет,Осторожную руку склоня.Но рука, перед тем как погладить,Задрожит, не узнает меня.1967

Кольцо

Вспомни старый трамвай! Среди лязга и пылиОн летел по кольцу – колесо в колесо.Ты сходил, он сходил, вы куда-то сходили,Вы трамвайной судьбы размыкали кольцо.Вы клубились по жизни, теряя друг друга,Рты и души кривила вам ярость борьбы.Но остался один, не сорвавшийся с круга,Не постигший разогнутых линий судьбы.Каждый день, каждый час вы сменяли друг друга.Вот твоя остановка. Приехал, вставай!Показалось, что не было жизни вне круга,Человеку, водившему этот трамвай.Показалось, что в мире всегда он пребудет,Этот замкнутый круг, этот бег без конца.Но трамвай изломался, стал пылью. А людиИ не знали о том человеке кольца.Между тем говорили, что каждое утроГде-то в городе кружится некий старик.Остановится, пальцем поманит – как будтоЧто-то хочет сказать, изо рта только скрип.И нелепым волчком он упал среди улиц,Притворился ли мёртвым иль кончил свой век?Но его башмаки на ногах шевельнулись,Поднялись и продолжили прерванный бег.Башмаки! В эту чушь ни один не поверил.Самый храбрый слегка изменился в лице.Башмаки? Подтащил башмаки и примерилИ пошёл против воли метаться в кольце.Ты кричала, любовь! Он тебя не услышал.Неизменному другу не подал руки.Растворился, исчез, но из круга не вышел.И продолжили дьявольский бег башмаки.1968

Очки Заксенгаузена

В бывшем лагере смерти лежит и понынеОблетевшая груда безлицых очков.Это память слепых, некрасивых, невинных,Сбитых в кучу людей, это зренье веков!Где они, как миры в пустоте, с номерами,Пред сожжением снявшие молча пенсне?Говорят, что вернулся один за очками —Через годы!Вам так повезёт лишь во сне.Он нашёл свою вещь в той слезящейся груде,Непохожий на всех – человек или миф.Вы встречали его, симпатичные люди?Он глядит не мигая, как будто сквозь мир.Он на солнце глядит из провала ночного.– Ты ослепнешь, старик! —Но ему всё равно.Это солнце на небе – простое пятноДля души, столько горя вобравшей земного.Дай вам бог, чтобы так никогда не пришлосьСумасшедшим бродить среди солнечных улиц.Буква? Женщина? Истина?..Смотрит не щурясь.То, что вас ослепляет, он видит насквозь.1968

Атомная сказка

Эту сказку счастливую слышалЯ уже на теперешний лад,Как Иванушка во поле вышелИ стрелу запустил наугад.Он пошёл в направленье полётаПо сребристому следу судьбы.И попал он к лягушке в болото,За три моря от отчей избы.– Пригодится на правое дело! —Положил он лягушку в платок.Вскрыл ей белое царское телоИ пустил электрический ток.В долгих муках она умирала,В каждой жилке стучали века.И улыбка познанья игралаНа счастливом лице дурака.1968