— И в мыслях обижаться не было, — с улыбкой покачал я головой. — Николай Николаевич отца миллионам детей заменил, как на такого человека обижаться?

— Это как так? — заинтересовался Носов.

— Колька, — пожал я плечами. — Типаж «маленького взрослого». Разберем на примере «Бенгальских огней». Вот идут они в лес, Колька со взрослой решимостью себе быстро ёлку выбирает, а Мишка — настоящий ребенок — капризничает и время тянет. Стемнело, заблудились, Мишка винит объективную реальность — «Я ведь не виноват, что так рано наступил вечер». Колька ворчит в ответ, объясняя читателю неправоту Мишки: «А сколько ты ёлку выбирал? А сколько дома возился?». Потом Мишке опасности чудятся, а Коля по-взрослому, с точки зрения реализма, эти опасности критикует. Дальше — кульминация в виде падения с обрыва. Колька злится: «Горе мне с тобой!». Мишка чисто по-детски на это буркает «Можешь не пропадать!». Кажется — всё, уйдет Колька, но он же «маленький взрослый», поэтому относится к происходящему с пониманием: да, Мишка не прав, но что с ребенка взять? «Вместе приехали, вместе и вернуться должны» — в этой фразе заключена взрослая непререкаемость, унылая детерминированность взрослого мира, взрослая обреченность на правоту. Ребенок набил шишек, осознал, стал лучше, можно сажать его на ёлку и везти домой. В итоге читатели хотят быть как Коля — взрослыми и рассудительными, а не как Мишка — импульсивными, не думающими о последствиях, шалопаями. Колька — это вы, Николай Николаевич, коллективный отец и модель поведения. Вот вы меня ругаете, а я Колькой во плоти стать пытаюсь, вливаю в уши детей и ровесников знания о том, как работает объективная реальность. И, извините, по «занудству» я вам сто очков вперед дам — если бы песенок не сочинял, под молотки международные не попадал, «Политинформацию» бы мимо ушей пропускали, потому что материал неинтересный. А так — очень даже впитывается.

— Я тоже маленький взрослый! — разрядил атмосферу Игорь.

— Ну конечно! — умилился Николай Николаевич. — Ты у нас очень прилежный.

— Не ругай Сережу, деда, — заступился тот за меня. — Его капиталисты убить хотят, враги наши, значит он правильно все делает.

Какой хороший малыш.

— Да никто его не ругает! — поспешил заверить его Носов. — Я же Сережке в Союз писателей вступить помог, имею право одергивать, чтобы не зазнавался.

— Я к вам в гости пришел «Незнайку на луне» обсудить, — поделился я с Игорем «секретом». — Мультфильм будем рисовать.

— Деда, соглашайся — у Сережи хорошие мультики получаются, — без нужды попросил дедушку пацан.

— А я уже давно согласился, — улыбнулся внуку Носов и переключился на меня. — Сценарий прочитал — отличный, даже менять ничего не буду. Показывай эскизы.

— Сейчас, — поднявшись из-за стола, сходил в прихожую и достал из Виталининой сумочки папку с рисунками.

Вернувшись, вручил их Николаю Николаевичу.

— Генрих Оскарович? — поднял он взгляд от Незнайки.

— В его стиле, — кивнул я. — Согласился на Дальний Восток на время приехать, творческую группу курировать.

— У него замечательный стиль, — одобрил Николай Николаевич. — Сдержанный, лаконичный, но очень живой.

— Потому на нем и остановились, — улыбнулся я.

— Что ж, дерзай, — благословил Носов.

— Спасибо, Николай Николаевич, — поблагодарил я, убрав рисунки в папку. — Извините, идти нужно.

— Беги, — с улыбкой кивнул он. — Дел поди немеряно.

— Сегодня почти все, но надо в рабочее время в Госкино успеть, — признался я. — Кино про войну с космической империей прорабатываем, нужно руку на пульсе держать.

— Про космос — это хорошо, — одобрил Носов. — До встречи тогда, — поднявшись на ноги, протянул руку.

— До свидания, Николай Николаевич, — с удовольствием пожал я. — До свидания, Татьяна Федоровна. До свидания, Игорь, — пожал руку пацану.

— Возьми булочек-то, — достав из шкафчика упаковочную бумагу, Татьяна Федоровна завернула в нее четыре булочки. — Чайку вечером попьете.

— От такой вкуснятины отказываться грех, — охотно принял я сверток. — Спасибо большое.

Хозяева проводили нас до прихожей, и Носов попрощался традиционным:

— Заходите еще.

— Мы таких интересных гостей любим, — добавила Татьяна Федоровна.

— Обязательно! — пообещал я. — Будет время и желание — прилетайте к нам в Хрущевск, встретим со всей душой.

Когда лифт повез нас вниз, Вилочка заметила:

— А вот Николай Николаевич тебя очень любит.

— Да, — с невольно выползшей на рожу улыбкой кивнул я. — И у меня слов не хватит выразить, насколько мне это приятно. Николай Николаевич же почти святой.

Все идет отлично! Вот они, «копирайтики»: на название, сценарий (все три части!), крутой логотип, а музыка давным-давно готова. Очень жалко Лукаса, но что поделать? Мне такая хорошая франшиза прямо нужна, потому что на ней вырастут натурально десятки миллионов человек — это в каждом поколении. Ну и «Диснею» отдавать, чтобы они превратили сагу в «кинопродукт инклюзивный, Мэри Сью содержащий» не надо было — вот мне моральное оправдание.

Смету насчитали более чем подъемную — восемь жалких миллионов рублей плюс три «на всякий случай». Костюмы роботов изготовят в том же НИИ, где делали симулякр робота «Терешкова». Лилипута попрошу в цирке, чтобы был гибкий и выносливый. За декорации будет отвечать сборная команда Советских мастеров фантастического кино — рисунки, примерные чертежи и бумажно-деревянные макеты у них есть.

В роли Татуина выступит, разумеется, пустыня Кара-Кум. Павильонные съемки будем производить в Хрущевске. Логистика просто жесть, если бы снимали в Москве, сэкономил бы почти половину миллиона. Но мне ли «на спичках» экономить? Я, вообще-то, космическую программу содержу, так чего мелочиться?

Завтра у нас состоится кастинг, в котором примет участие четыреста семь выпускников кино- и театральных учебных заведений со всей страны. Билеты и трехдневную «вписку» — пусть по столице погуляют товарищи — иногородним предоставляет Сережа.