— К херам это всё, — он шмыгнул носом, чувствуя, как затекает в горло кровь из носоглотки. — Слишком много гребаных секретов. Даже у тебя, Гаррет, а мы всегда были ближе остальных.

Гаррет моргнул.

— Нахрена тебе мои секреты? Мы уже не в пятом классе.

В его голосе Майлз больше не слышал привычной бравады — лишь боль и отчаяние. Он был уверен: Гаррет тоже видит эту девчонку, и, может быть, другие её тоже видят, и им нужно собраться и поговорить об этом. Поговорить обо всем, выложить карты на стол и понять, как жить дальше. Как сохранить свои жизни, свое будущее. У них у всех было то самое блестящее будущее, и Майлз не хотел его лишаться.

Какими бы тёмными не были тайны, их лучше было бы знать.

— Может, потому, что я твой друг? — он повернулся к Гаррету всем телом. — Потому, что я, мать твою, беспокоюсь за тебя? Даже после того, как ты разбил мне рожу! Может, потому, что ты мне небезразличен, придурок?!

И, нет, Майлз не имел в виду ничего такого. Гаррет был его самым близким другом, Гаррету он доверял всю свою жизнь и знал, почему тот ведёт себя так, а не иначе… или казалось, что знал. Потому что Гаррету удалось его удивить.

Он обрушился на губы Майлза так резко, что тот не успел отреагировать, отшатнуться. Его будто по голове молотком огрели; в висках зашумело от вскипевшей крови. Что-то внутри у Майлза перевернулось, ошпаривая кипятком так, что вспыхнули даже уши. Вспыхнуло в низу живота и за ребрами.

Да какого черта?!

Он вырвался и врезал Гаррету прямо по челюсти, вложив в удар всю свою силу. Кольцо, массивно и плотно сидевшее у Майлза на указательном пальце, проехалось по коже, царапая.

— Ты ебанулся, — выдохнул Майлз. Гаррет помотал головой; в ушах у него, видимо, звенело. Аккуратно ощупал челюсть.

— Ты хотел знать секрет, — ухмыльнулся он. Зубы его были розоватыми от крови. — Теперь ты знаешь. Но если хоть кто-то ещё узнает об этом, не видать тебе тепленького местечка в университете Юты и кресла сенатора от штата. Моему отцу хватит на это власти.

Майлз почувствовал, что в горле у него сперло воздух. Гаррет всегда знал, что он мечтал оказаться в Конгрессе, и теперь давил на болевые точки. Так боялся собственного отца, что был готов врать ему в лицо, лишь бы скрыть… скрыть… это. Это. Тошнота подкатила к глотке.

Хотелось то ли сдохнуть прямо тут, в пыли на обочине; то ли сдохнуть и забрать Гаррета с собой. Образ лучшего друга, близкого с самого детства, рухнул к чертям, обнажая очень неприглядную реальность.

Значит так, да? И молчал. Да и похуй, не в этом же дело.

А в том, что он сейчас вообще сказал и сделал. И чем пригрозил.

Это было больно. Так больно, что Майлза тошнило от этой боли, а глаза щипало. Его повязали по рукам и ногам буквально за минуту, и мир рушился у него на глазах. Переживать о таком было глупо, ведь люди, даже самые близкие, могут вести себя, как мудаки, но Майлз не сразу смог справиться со свалившимся на голову нехилым откровением.

Гаррет частенько был тем ещё придурком, но… не с ним. Не с ними.

Придется зарубить себе на носу, что Гаррет может и друзьям отгрызть голову.

Сморгнув непрошенные слёзы, Майлз прохрипел:

— Я ничего не скажу.

Гаррет хмыкнул. Кажется, он окончательно пришел в себя.

— А я и не сомневаюсь, — он пожал плечами. — Ладно, поехали. Мне ещё всю тусовку разогнать надо.

Майлзу очень хотелось послать его к Дьяволу, но он лишь обошел машину и сел за руль.

Среди деревьев городского заповедника пряталась женская фигура.

С подола её сарафана капала на землю гнилая вода.

— Чем дольше они топчут землю, тем Холли труднее, — его невеста куталась в свитер. В нём она выглядела по-домашнему уютной, и для любого непосвященного контраст между её нежной внешностью и её словами звучал бы дико. — Она бы убила их сама, если бы могла.

Он кивнул: чинди не могут физически воздействовать на живых, они лишь могут доводить их до края. Самую грязную работу предстояло сделать ему. Она присела рядом, протянула ему кружку с терпко пахнущим отваром.

— Твой дедушка варит его, когда нужно восстановить утраченные силы или усилить уже существующие способности. Тебе предстоит ещё много работы.

На вкус отвар был пряным и горьковатым. От кружки поднимался пар, и он едва не обжег себе язык, попытавшись сделать глоток. Она рассмеялась.

— Подожди немного, дурачок, пусть хотя бы остынет.

— Ты продолжаешь мне помогать, — он грел ладони о бока кружки. — Я знаю, что вы с моей сестрой дружили, но всё же…