— Расскажи мне об обряде наречения, — напряжённо прошептала Акме.

Гаральд несколько мгновений помолчал, а потом спокойно ответил:

— Это древний обряд. До Провидицы его исполняли короли из династии Рианоров. Затем эту привилегию Атариатис уступил ей. Для какого-либо предприятия выбирались члены отряда, которые должны был совершить то или иное дело. Цари и Провидица, несущие в крови своей Силу, связывали их невидимыми узами для того, чтобы у них было чувства родства, и дело шло слаженно. Если кто-либо покидал эту «семью» без доброй воли своих собратьев, дезертировал, предавал их, на него набрасывалась вся кара связывающей их магии. Человек либо погибал либо был отовсюду гоним и неприкаян, что в конце концов доводило его до самоубийства или безумия. Этот обряд всегда был полезен, но порой во время тяжелейших трудностей или мгновений малодушия «братьев» не покидало ощущение, что их сковывают кандалы.

— В эти же кандалы закуют и наших «братьев»? — прошептала девушка. — Даст ли Провидица право мне или Лорену освободить их от этого плена?..

— А если они все захотят покинуть вас в самую трудную минуту? Если вы останетесь одни? — искренне изумился Гаральд.

— На то воля их, — спокойно ответила девушка, пожав плечами.

— Ну уж нет, — фыркнул тот, обратив бледное лицо своё к ночным небесам, будто облицованным чёрным турмалином.

— Я не хочу больше обсуждать этот вопрос, — твёрдо сказала она, гордо выпрямившись и вонзившись в него гневом своих глаз. — Мне пора идти.

— Мы ещё не дошли до дворца, — Гаральд изобразил удивление, но даже сквозь пелену тьмы Акме разглядела в его глазах весёлый огонь, а на губах — улыбку.

— Мы же не пойдём через парадный вход, господин Алистер! — огрызнулась девушка. — Здесь пути наши расходятся.

— Я провожу вас до той двери, через которую вы покинули дворец, сударыня, — тихо посмеивался тот.

— Нет! — твёрдо заявила девушка, сделала книксен и решительно направилась прочь, но Гаральд не отставал.

— Если мы желаем дружить впредь и быть «соратниками», «товарищами», — как угодно, — у нас с вами должен состояться равноценный обмен, сударыня, — с улыбкой говорил он.

— Какой ещё «равноценный обмен»? — сквозь зубы процедила та, резко обернувшись.

— Этим утром я раскрыл тебе свою душу. Ты — хранитель моей тайны, теперь позволь мне стать хранителем твоей, хоть и такой ерундовой.

— Не удивлюсь, если завтра же Его Светлость или Его Величество узнают о ней, а меня накажут.

Несмотря на мрачную шутливость её тона, слова девушки задели Гаральда. Он негодующе замолк, а через несколько мгновений спокойно, но холодно заговорил:

— Я для тебя только шпион?

Острые льдинки его голоса больно вонзились в неё. Акме уже хотела возразить, но не смогла произнести ни звука. Она не могла солгать ему, но и не нашла сил сказать правду, которой не желала знать.

— Неужели ты, Акме, думаешь, что я смогу предать человека, который спас мне жизнь? — его голос был тих и так сладок, что у девушки закружилась голова.

Но она подняла к нему глаза, вежливо улыбнулась, пожала плечами и тихо произнесла:

— Это равноценный обмен. Ты ведь тоже спас мне жизнь.

Свой путь они продолжили в молчании. Через какое-то время они подошли к каменной стене дворца, а тайный проход прятался за кустами.

— Ты перехитрила меня! — восхищённо воскликнул Гаральд, осматривая проход. — Полагаю, вопрос, куда же ведёт этот ход, нескромен.

— Верно, — тихо произнесла она.

— Ты не такая простодушная, как я думал.

— Здесь простодушие наказуемо, — без улыбки ответила девушка.

Гаральд молча смотрел на неё. На его посерьёзневшее лицо падала сетка ночной мглы и отблески тусклого света, лившегося из некоторых окон дворца.

Вдруг он улыбнулся, поискал что-то в кармане своего плаща, взмахнул руками, как тогда, в Кибельмиде, и ей на голову опустился тот шёлковый ослепительно-белый палантин, края которого были расшиты золотом.

— Я настаиваю, чтобы он остался у тебя.

Акме улыбнулась и прошептала:

— Благодарю. Он такой красивый!..

Гаральд поправил его края по плечам и спине и убрал выбившуюся прядь распущенных волос. Как Арнил рядом с Собором. «Он что, следил за нами?..» — подумала она.

— Что скажет твой отец, когда узнает о твоём решении отправиться в Кунабулу? — тихо и встревоженно спросила та, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя, как по спине от его взгляда бегут мурашки, а огонь вновь начинает волноваться.

— Ему придётся принять моё решение, — ответил он.

— Ты потеряешь всё, чем жил, Гаральд, — серьёзно проговорила Акме, внимательно посмотрев в его глаза, цвет которых терялся во тьме; они завораживающими агатами полыхали в ночи.

— А чем я жил?.. — спросил тот, пристально глядя на неё. — Службой герцогу и королю. Наконец я хочу жить тем, что важно для меня.