— Как фрейлина будущей королевы Альварии? — Акме несказанно удивилась и наивно осведомилась: — Которая станет супругой Дарона.

— Фрейлина?! — Арнил презрительно выплюнул слово, будто оно было горьким, словно лук. — Среди фрейлин преобладает ложь, хитрость, эти низкие интриги… И Габриэла — самая лживая из всех. Ты, Акме, со своей открытостью и честностью неспособна на подобную низость.

— Многие знатные дамы сочли бы за честь…

— Даже когда мой брат займёт престол и наведёт порядок, — возможно, ещё более непоколебимый, чем отец, — ты не будешь фрейлиной. Ты не создана для этого.

Акме опустила голову в притворном смущении, но необузданный гнев от внезапно посетивший её мысли овладел душой девушки. Бесспорно, он желал сделать её своей любовницей. Акме смерила его холодным взглядом, но ничего не сказала, затаив обиду.

На следующий же день, когда она в одиночестве прогуливалась по парку, держа в руках раскрытую книгу из Нелейских архивов, её догнал юный слуга принца, поприветствовал сударыню поклоном и протянул ей узорчатый деревянный ларец такой тонкой работы, что Акме восхищённо заулыбалась. Он был инкрустирован розовыми турмалинами, а на крышке было изображено разлапистое солнце из золота — символ Карнеоласа от самого его рождения.

— Дар госпоже от Его Высочества принца Арнила, — с поклоном отвечал молодой слуга и открыл ларчик.

Содержимое привело дочь ювелира в самозабвенный восторг. Она несколько мгновений не могла отвести пылающих глаз от ослепительно сверкающих серёг из белого золота, инкрустированных бриллиантами, с крупными сапфирами в форме звезды с Семью Лучами Благодати — символом Атариатиса Рианора, её предка. Подарок был истинно королевским. Изумительные камушки искрились в лучах полуденного солнца, и сердце Акме задрожало.

Но назойливая мысль вернула её с безоблачных небес на землю: подобные подарки делались при помолвке, в иных случаях незамужней девушке принимать подарки от мужчин, с которыми она не состояла в весьма близком родстве, было неприлично.

Отлично зная репутацию принца Арнила, которую он не утруждался скрывать, Акме посмотрела на прекрасные серьги с негодованием и едва не выбила их из рук ожидающего слуги. Огонь её рвался наружу, чтобы уничтожить и дар, и несчастного юношу.

— Я не жду подарков от Его Высочества, — холодно произнесла Акме, угрожающе выпрямившись. — Верните всё обратно.

Слуга посмотрел на неё с открытым ртом, мертвенно бледнея. Вероятно, немногие женщины решались на подобное, и бедный юноша едва не лишился рассудка от страха, ибо совершенно не знал, чего ему ждать от принца, когда тот узнает, что дар его безжалостно отвергли.

— Вы не слышали меня? — вкрадчиво осведомилась Акме. — Я не приму его.

Слуга развернулся и на негнущихся ногах отправился во дворец.

Слух о том, что дочь барона отвергла поразительный по красоте и стоимости дар принца, разлетелся по Нелею быстрее, чем сам принц узнал об этом. Неожиданная весть развеселила Лорена до безудержного хохота и вызвала тайное восхищение Арнила, однако по всем правилам приличия и с целью введения придворных в заблуждение отвергнутый любвеобильный младший сын короля едва ли не целый день рвал, метал и бесновался.

Найдя все ещё кипятившуюся Акме в библиотеке Нелея, принц холодно принёс ей свои извинения, смиренно утверждая, что думал лишь о том, как бы осчастливить её. Откланявшись, он вновь попросил прощения, развернулся и ушёл. На следующий день он на несколько суток уехал в Милар, чтобы там встретить высоких гостей.

Его превосходно разыгранное смирение и ледяное отчуждение поначалу успокоили разозлённую девушку, но через какое-то время душа её начала беспокойно ныть, ибо ей казалось — она была с ним довольно груба, и ей следовало обязательно уверить принца, что она нисколько не оскорблена, а даже польщена его вниманием. Она не объяснила, что в Кибельмиде было не принято принимать подарки от мужчины, если он не является её родственником или мужем. Покой она потеряла окончательно, едва осознала, что после прибытия гостей ему будет некогда, и, быть может, уже неинтересно выслушивать её объяснения, а после Совета она с братом навсегда покинут Кеос.

В последние дни своего пребывания в Кеосе после столь неожиданного отъезда Гаральда Акме начала замечать, как восхитителен принц, как он внимателен к ней и галантен. Она редко принимала его ухаживания, опасаясь слухов и осуждения, но сейчас, когда всё было кончено и потеряно, ей очень хотелось вновь увидеть его сияющее лицо и сказать ему хотя бы несколько тёплых слов на прощание.

Приятно удивлённый и развеселённый поступком своей сестры, Лорен заметил её беспокойство и испугался, не влюбилась ли она. Когда осторожно осведомился по этому поводу, ответом было презрительное и негодующее молчание, немного его успокоившее.

— Но я всё-таки была груба с ним даже тогда, когда он просил у меня прощения, — тихо отозвалась Акме, мучительно взглянув на брата.

— Он неплохой малый; умный, хитрый, но слишком любвеобильный, — спокойно отвечал Лорен. — Полагаю, он хотел соблазнить тебя. И эти серьги были его красноречивым предложением. Ты отвергла его, опозорив. А ещё он самолюбив, что отобьёт его приставания к тебе. Не жалей. И не ломай себе голову из-за этого, сестра: совсем скоро мы уедем отсюда.

Акме продолжила уроки с Провидицей. Она училась управлять своим огнём. Лорен сопровождал сестру и внимательно наблюдал за ней.