Сомерсет вернулся в Англию, где его ждал ледяной прием. Со всех сторон его обвиняли в том, что он напрасно потратил свою армию и огромные средства, которые она стоила, а также в том, что он оттолкнул от себя единственного континентального союзника Англии. Генрих VI, поддерживавший его притязания на независимое командование, был возмущен и изгнал его от двора. Казначейство в течение многих лет требовало от Сомерсета и его наследников отчета о том, как он потратил выплаченные ему крупные суммы денег. Вскоре герцог удалился в свой замок Корф в Дорсете, где и умер 27 мая 1444 г., предположительно от наложив на себя руки. По словам хрониста, записавшего этот слух, он предпочел "прервать свое горестное существование, чем провести свою жизнь в страданиях под сенью такого позора". Его гробница из мрамора и алебастра с красивым надгробным изваянием в доспехах до сих пор находится на южной стороне хоров приходской церкви Уимборн-минстер (графство Дорсет) [842] .

Жиль Бретонский прибыл в Англию в августе 1443 года. Франциск не мог выбрать посла, более приятного для англичан. Жиль и Генрих VI были двоюродными братьями по материнской линии. В детстве Жиль провел два года при королевском дворе и очень сблизился с молодым королем. Однако именно его посольство стало причиной многих проблем в отношениях между Англией и Бретанью в последующие годы. Бретонский принц был амбициозен, тщеславен и неумел. Он не представлял себе тонкого баланса, который позволил Бретани остаться в стороне от войны при Иоанне V и который его старший брат надеялся продолжить. Жиль был намерен использовать свои связи с Генрихом VI и его двором для собственного продвижения. Английский король поощрял эти амбиции, не задумываясь о последствиях. Он сказал Жилю, что "всегда любил и восхищался им и всегда будет любить, за близкое родство, за великие добродетели и благородные манеры, которые отличали его с тех пор, как они жили вместе в детстве". Он назначил ему жалованье в размере 2.000 ноблей в год. Со своей стороны Жиль предложил принести личный оммаж английскому королю и заявил, что с удовольствием будет служить ему в мире и на войне всеми способами, какими он прикажет, даже если это будет стоить ему владений во Франции, при условии, что Генрих VI предоставит ему подходящее альтернативное содержание в Англии. В письме, скрепленном собственной печатью, английский король согласился участвовать в новой мирной конференции и принял предложение Франциска о посредничестве. Бретонцы отправились в путь в середине декабря 1443 г. в сопровождении гербового короля, имея на руках согласие Генриха VI. Однако посольство Жиля едва не сорвало мирный процесс, которому оно должно было способствовать. Карл VII был возмущен сообщениями об обмене любезностями между Жилем и английским королем, что усилило его недоверие к бретонскому посредничеству. Он заявил, что годы жизни Жиля среди англичан сделали его скорее англичанином, чем французом, и обвинил его в измене и использовании своего статуса посла для оказания помощи врагу. В результате Карл VII приказал конфисковать все имущество Жиля во Франции [843] .

События лета 1443 г. потрясли министров Генриха VI и заставили их кардинально пересмотреть свои приоритеты. Разрушение бастиды под Дьеппом и унизительный исход экспедиции Сомерсета привели к тому, что герцог Йорк оказался перед лицом превосходящих французских армий на нескольких фронтах с небольшим количеством войск и без перспектив на существенное подкрепление. Посредничество бретонцев не имело шансов на успех после фиаско посольства Жиля Бретонского. В Вестминстере ощущалась паника и деморализация. Настало время договориться с Францией на любых условиях, пока их не постигла еще большая беда. Совет принял решение отказаться от посредничества и формальностей мирной конференции. Вместо этого советники предполагали вести переговоры непосредственно с Карлом VII. Этот момент запечатлел поэт Джон Лидгейт, всегда чуткий к настроениям своих покровителей, который увидел, что призрак Генриха V окончательно исчез из памяти людей:

В январе 1444 г. в Англию прибыл герольд Карла Орлеанского с письмом от французского короля, в котором Генриху VI предлагалось назначить посольство для непосредственного общения с его советниками. В качестве места встречи предлагался Компьень. Более того, Карл VII просил, чтобы посольство возглавил граф Саффолк, чья поддержка мирного процесса была хорошо известна во Франции. Английский Совет собрался для рассмотрения этой необычной просьбы в личных покоях короля в Вестминстере 1 февраля. Саффолк не согласился. Он отметил, что, проведя два года в плену у графа Дюнуа во Франции, он лично знаком со многими представителями французской стороны. Кроме того, он был близок к герцогу Орлеанскому, с которым часто обсуждал вопрос о мире во время его пленения в Англии. Если бы пришлось пойти на крупные уступки французам, его роль в этом деле, скорее всего, была бы очернена. Слухи о том, что он будет вести переговоры, уже ходили по Лондону и вызывали недоброжелательные отзывы. Но король настаивал, и Саффолк подчинился выставив два условия. С ним должны быть "разумные и осмотрительные" люди, которые разделят с ним ответственность, и письма, заранее освобождающие его от любых обвинений в неправомерных действиях, которые впоследствии могут быть выдвинуты против него. Такими "разумными и осмотрительными" людьми были Адам Молейнс, сэр Роберт Роос, который должен был отстаивать интересы гасконцев, Ричард Эндрю, недавно занявший пост дипломатического секретаря короля, и молодой оруженосец Джон Венлок, ранее участвовавший в конфиденциальных миссиях во Франции. Это были одни из самых доверенных слуг Генриха VI. Из Нормандии к ним должен был прибыть сэр Томас Ху, французский канцлер Генриха VI. Граф Саффолк, очевидно, возглавлял эту группу. Остальным было приказано ничего не предпринимать без его личного одобрения. Им было поручено заключить постоянный мир или, в противном случае, перемирие. В любом случае предполагалось скрепить сделку браком между Генрихом VI и французской принцессой. Для выполнения поставленной задачи им были предоставлены полномочия, которые Саффолк позже назвал "столь же широкими, как и полномочия любого посла при заключении других договоров" [845] .

В конце февраля 1444 г. Саффолк и его коллеги отплыли во Францию. К раздражению французов, они не зашли в Кале, где их ждал французский эскорт, который должен был доставить их в Компьень. Вместо этого они высадились в Арфлёре, чтобы оценить ситуацию в Нормандии перед встречей с французскими советниками. В середине марта Саффолк вместе с герцогом Йорком находился в Руане. Ситуация, сложившаяся в столице Нормандии, была угрожающей. За месяц до этого Карл VII объявил из Анжера, что в случае провала переговоров он лично примет командование большой армией, которая весной вторгнется в Нормандию. Помимо людей, выведенных из гарнизонов, и дворян, призванных в армию, французский король взял на службу тринадцать вольных капитанов с почти 4.000 человек. Всем этим войскам было приказано сосредоточиться в Понтуазе, на восточной окраине герцогства. Общая же численность французских войск составляла 18.000 человек. Возможно, эта цифра преувеличена, но Нормандия была бы практически беззащитна и перед наполовину меньшей армией. Согласно показаниям Саффолка, сделанным шесть лет спустя, когда его судили, дезертирство и расточительство привели к тому, что численность нормандских гарнизонов сократилась всего до 1.500 человек. В большинстве крепостей кладовые были пусты. Лишь немногие из них имели артиллерию. Неоплачиваемые остатки армии герцога Сомерсета бродили по Нижней Нормандии, убивая, грабя и требуя patis. Английские власти в Руане сообщили Саффолку, что если в ближайшее время не будет заключен мир или перемирие, то ланкастерская Нормандия будет уничтожена. Атмосфера надвигающейся катастрофы висела над английскими послами на протяжении всей их миссии [846] .

В итоге 8 и 9 апреля 1444 г. в Вандоме начались переговоры. После урегулирования предварительных вопросов переговоры были отложены, и дипломаты вновь собрались в Туре через неделю, 16 апреля. Канцлер Франции Рено де Шартр, который должен был возглавить переговоры с французской стороны, внезапно умер от сердечного приступа за несколько дней до их открытия. Его заменил Пьер де Брезе, восходящая сила при французском дворе, который слыл самым красноречивым оратором своего времени. "Его голос смягчал и покорял сильных мира сего", — так отзывался о нем бургундский хронист Жорж Шателен. Брезе поддерживали герцог Орлеанский и граф Вандомский. На заднем плане находился папский легат, не кто иной, как англофил Пьеро да Монте, который большую часть 1430-х годов был представителем Евгения IV в Англии. Утром 17 апреля английская делегация на барках отправилась вниз по реке из Тура в замок Карла VII в Монтиль, где была принята королем и предъявила свои верительные грамоты. В течение последующих двух недель были выработаны основные положения соглашения. Настроение делегаций было дружелюбным. В перерывах между переговорами английские послы находились в замке Карла Орлеанского в Блуа. Проводились поединки и пиры. Для многих присутствующих это выглядело как встреча давних друзей [847] .

Однако дружба этих людей была личной и поверхностной, в то время как их разногласия были устойчивыми и глубокими. Французы находились в сильной позиции и не были настроены идти на уступки. Переговоры о заключении постоянного мира быстро сорвались из-за извечных вопросов о территориях и суверенитете. Впервые англичане были готовы отказаться от титула короля Франции в обмен на приемлемое территориальное урегулирование, но их требования были непомерно высоки. Они хотели получить в свое распоряжение все то, чем владели английские короли до того, как Эдуард III провозгласил себя королем Франции в 1340 году. По их мнению, это означало Нормандию и Гиень в том виде, в каком они принадлежали Генриху II в XII веке, а также графство Понтье, которое Эдуард II унаследовал от своей матери в начале XIV века. Но они не были готовы приносить за все это оммаж, как это делали все английские короли до 1340 года. Англичане предполагали, что эти земли будут существовать как автономные территории, независимые от Французского королевства. Французы же свою позицию основывали на условиях последовательных договоров XIII и начала XIV веков, по которым англичане отказались от Нормандии, от Понтье и смирились с потерей многого, чем ранее владели английские короли в Гиени. Пьеро да Монте поддержал территориальные претензии англичан, но он не был хорошо осведомлен о истории вопроса, и французы грубо отвергли все его вмешательства. По их словам, они были готовы уступить Гасконь, Керси и Перигор, к которым, возможно, нелогично, добавили Кале и Гин, которыми английские короли владели только путем завоевания. Нормандия была поразительным образом исключена из этого списка. Влиятельные люди призывали Карла VII вспомнить, что это герцогство было частью "истинных владений" королей Франции с момента его отвоевания у английского короля Иоанна Безземельного в начале XIII века. Возможно, Карл VII пожертвовал бы Нормандией, если бы было достигнуто соглашение о оммаже английского короля за нее. Мы не можем этого знать, поскольку англичане были категорически против того, чтобы их король приносил какой-либо оммаж. Карл VII не более, чем его предшественники, был готов поставить под угрозу единство своего королевства, позволив англичанам владеть какими-либо территориями во Франции, кроме как в качестве фьефов его короны [848] .

Альтернативой постоянному миру было перемирие, которое позволяло обеим сторонам оставаться на занимаемых ими территориях, но оставляло их претензии неурегулированными. Французы были готовы рассмотреть вопрос о перемирии, но только если оно будет непродолжительным. Они хотели сохранить угрозу завоевания как постоянный фактор давления до тех пор, пока не будет заключен окончательный мир на приемлемых для них условиях. Поэтому они отказались от перемирия на пятнадцать или более лет, которое обсуждалось под Кале в 1439 году. Перемирие должно было стать лишь промежуточным решением и поводом для дальнейших переговоров. Так и было решено. Англичане знали, насколько хрупкими могут быть перемирия, особенно короткие, но не могли настаивать на большем и искали надежности договоренностей в брачном союзе. Карл VII не хотел отдавать одну из своих дочерей, так как опасался предоставить дому Ланкастеров еще одну связь с французской королевской династией, чтобы возобновить свои наследственные претензии на корону. Предпочтительной кандидатурой стала племянница королевы Маргарита Анжуйская, пятнадцатилетняя дочь Рене Анжуйского. Англичан привлекло это предложение. В этом выборе они видели возможность сделать своими союзниками Анжуйский герцогский дом, который главенствовал в Совете французского короля и до сих пор был одним из их самых упорных врагов. В разгар переговоров Маргарита была представлена английским послам своей матерью и получила их одобрение. Ее отец, разоренный выкупом, обещанным герцогу Бургундскому, и потерявший большую часть своих владений в Италии и Лотарингии, не мог позволить себе собрать приданое для будущей английской королевы. Но англичане были достаточно заинтересованы в этой принцессе, чтобы принять ее со скромной суммой в 20.000 франков наличными и бесполезными притязаниями ее бабушки на королевство Майорка.