Позиция Англии была более двусмысленной, и ее решение заняло больше времени. Летом 1432 г. в Вестминстер явились посольства от Папы и Собора для аргументации своих позиций. После долгих внутренних дебатов и решительного вмешательства герцога Глостера министры Генриха VI приняли решение участвовать в Соборе. В феврале 1433 г. в Базель прибыла делегация английской Церкви. Правительство объявило, что позднее в том же году оно направит своих послов от имени обоих королевств Генриха VI. Основная причина его желания участвовать в Соборе не была связана с войной во Франции. Его сильно беспокоили гуситы и их связи с английскими лоллардами, которые считались политическими революционерами. Правительство считало, что Собор может стать ценным инструментом для борьбы с угрозой ереси. Но еще одним важным фактором было желание иметь альтернативного посредника на случай, если Альбергати потерпит неудачу или станет действовать против англичан. Такого же мнения придерживался и Филипп Добрый.

Однако отношения Англии с Собором начались неудачно. Приняв решение об участии в Соборе, правительство не знало о ряде важных процедурных решений, которые были приняты в Базеле в самом начале его работы. Собор отказался от системы голосования по нациям, которая применялась в Констанце и давала англичанам такой же вес, как и Франции. Кроме того, делегаты должны были принести так называемую "клятву инкорпорации", которая, по сути, обязывала их работать на коллективные цели Собора, а не в интересах стран, из которых они прибыли. Когда члены Совета в Вестминстере узнали об этом, они были возмущены, выразили протест против обоих решений и запретили англичанам, уже находившимся в Базеле, приносить присягу и присутствовать в Соборе до тех пор, пока не будет восстановлена система голосования по нациям. В результате английская делегация оказалась отстраненной практически от всех дел Собора. В мае 1433 г., вскоре после того как официальное английское посольство отправилось в Базель, оно было отозвано. От имени Генриха VI Собору было направлено письмо с протестом. По его словам, его подданных лишили возможности трудиться в винограднике Господнем, а вместо этого "оставили стоять в стороне, как праздные и отвергнутые руки". Это послание, когда оно было зачитано перед Собором, вызвало бурные дебаты но не из-за его содержания. Архиепископ Турский возражал против использования Генрихом VI титула "король Англии и Франции" и произнес длинную речь в защиту притязаний Карла VII. Это вызвало агрессивный ответ бургундской делегации по поводу убийства Иоанна Бесстрашного. Бургундский представитель закончил свое выступление громким заявлением о том, что Генрих VI является истинным и единственным королем Франции, но его слова были заглушены громкими криками в адрес "бургундских предателей" с французских скамей [560] .

Базельский Собор претендовал на выполнение классической для церкви функции посредника в международных спорах. С самого начала он провозгласил мир в Европе важнейшей составляющей своей роли. Эти претензии становились все более правдоподобными по мере увеличения числа национальных делегаций. Папа оставался одинокой фигурой в Риме, а Базель стал столицей Церкви и местом проведения крупного международного собрания представителей государей Европы. Поначалу делегаты Собора задумывались о инициации параллельного мирного процесса под своей эгидой. В энциклике, обращенной ко всему народу Франции в марте 1432 г., они призвали все воюющие стороны направить делегации в Базель для участия в мирной конференции. Но никто из них не воспользовался этой идеей, которая вскоре была оставлена. Альбергати был легатом Папы, а не Собора. Но, возможно, осознавая опасность того, что воюющие стороны могут сыграть на руку Собору против Рима, он позаботился о том, чтобы привлечь базельских делегатов к сотрудничеству на всех этапах. Легат приглашал их присылать представителей на очередные конференции во Франции и отчитывался о проделанной работе как перед Папой, так и перед Собором. По мере обострения отношений между Римом и Базелем только тактичное поведение Альбергати и его высокая репутация в обоих городах позволили сохранить этот беспристрастный подход [561] .

Кардинал Альбергати с трудом организовал мирную конференцию под шум бряцания оружия. В течение шести месяцев после первых встреч с представителями трех держав 58-летний кардинал со своим небольшим штатом сотрудников странствовал по замерзшим дорогам северной Франции из одной столицы в другую в условиях самой холодной и долгой за последние годы зимы. Первой его задачей было достижение согласия по поводу места проведения конференции. Английский Совет хотел, чтобы конференция проходила в Нидерландах, вдали от зоны военных действий и в легкой доступности от Англии. Первоначально англичане предложили Камбре — резиденцию независимого церковного принципата на северной границе Франции. Карл VII не согласился ни на какой город к северу от Сены. Он предложил Осер или Невер, но герцог Бедфорд отверг эти варианты, сославшись на то, что они слишком далеки и опасны и в свою очередь предложил Бри-Конт-Роберт, небольшой обнесенный стеной городок к юго-востоку от Парижа на дороге в Мелён, который в настоящее время находился в руках англичан. Не успели эти разногласия разрешиться, как герцог Бургундский потеряв терпение, встретился с представителями Карла VII в Дижоне. В начале мая 1432 г. они договорились, что конференция откроется в Осере 8 июля. Филипп отправил одного из своих личных секретарей в Париж, чтобы уведомить Большой Совете о свершившемся факте и спросить, что советники собираются делать. Они ответили, что должны проконсультироваться с Советом в Англии, но по секрету сообщили эмиссару, что все же рассчитывают на участие англичан. Но они рассчитывали обойтись без советников в Вестминстере. Совет в Англии был разгневан упрямством французского короля в вопросе о месте встречи и не стремился, как Бедфорд, идти в ногу с герцогом Бургундским. К середине июня, когда ответа из Англии все еще не последовало, конференция была отложена до конца сентября [562] .

Альбергати созвал делегации каждой из сторон на предварительную встречу в бургундском городе Семюр-ан-Осуа, чтобы обсудить, как должна проходить основная конференция. Делегации Карла VII и Филиппа Доброго предстали перед ним в первую неделю августа 1432 г. во главе со своими канцлерами. Базельский Собор также прислал своих представителей. Англичане не явились. По словам Альбергати, они в последний момент обратились за конвоем, а затем пожаловались, что он прибыл слишком поздно и оказался неподходящим. Французы и бургундцы согласились еще раз перенести основную конференцию на конец октября, чтобы дать англичанам время. Но что делать, если они так и останутся в стороне? Альбергати уже определил английское правительство как главное препятствие на пути к миру. Он подозревал, что англичане не явятся в Осер и в этом случае, по его мнению, Карл VII и Филипп Добрый должны заключить отдельный мир без них. Это, естественно, устраивало французов. Но Николя Ролен не захотел этого делать. В отсутствие англичан, по его мнению, они не смогут ни договориться, ни доложить о том, что было сказано. В кулуарах заседаний стороны прощупывали позиции друг друга по основным вопросам. Ответы были неутешительными. Стало ясно, что французы не желают вести переговоры с англичанами, так же как и англичане с ними. Они терпели участие англичан в Осере только потому, что на этом настаивал Филипп Добрый. Но на вопрос, на какие территориальные уступки они готовы пойти ради мира, Рено де Шартр ответил, что в принципе ни на какие. Бургундский канцлер доложил герцогу о ситуации в мрачных тонах. Филипп же сказал своему канцлеру, что он не намерен отказываться от мирного процесса, даже если конференция в Осере провалится и в случае необходимости им придется перенести обсуждаемые вопросы на новую конференцию или найти другого посредника, например, Базельский Собор [563] .

К удивлению многих, когда 27 ноября 1432 г., с опозданием на месяц, мирная конференция в Осере все же открылась, на ней присутствовали и англичане. Их представительство не было ни столь выдающимся, ни столь опытным, как у других сторон, делегации которых вновь возглавляли канцлеры. Представителем англичан был Джон Лэнгдон, епископ Рочестерский, который только недавно начал принимать активное участие в делах английского Совета. Его поддерживал йоркширский рыцарь сэр Генри Бромфлит, который несколькими годами ранее служил во Франции в качестве одного из придворных рыцарей Генриха V. В некотором смысле самым интересным членом английской делегации был третий — гражданский юрист Томас Беккингтон, протеже и бывший канцлер герцога Глостера, а теперь участник своей первой серьезной дипломатической миссии. Ему суждено было стать личным секретарем Генриха VI и одним из его главных дипломатических советников. К этим людям из Парижа присоединились члены Большого Совета, в том числе Жиль де Кламеси и сэр Джон Фастольф.

Несмотря на полный состав участников, а может быть, и благодаря ему, атмосфера была столь же ядовитой, как и предполагал Ролен. Альбергати считал, что большая часть вины лежит на англичанах. Они, как всегда, начали заседание с требования признания двуединой монархии. Это вызвало обычный отказ французов обсуждать этот вопрос. В качестве запасного варианта англичане предложили длительное перемирие, в идеале — на три года, но в крайнем случае — на год. Французы, со своей стороны, были не более сговорчивы. Они не делали никаких предложений о заключении постоянного мира и полностью отвергли альтернативное предложение о перемирии. Перемирие, по их мнению, все равно не будет соблюдаться, учитывая масштабы боевых действий, которые ведут иррегулярные войска. Тогда они выдвинули новое требование. Прежде чем вести какие-либо серьезные переговоры, французские пленники в Англии — герцог Орлеанский, его брат граф Ангулемский и герцог Бурбонский — должны быть доставлены во Францию, чтобы советники Карла VII могли с ними посоветоваться. Французы были обеспокоены тем, как поведут себя пленные принцы так долго находящиеся в неволе. И герцог Бурбонский, и герцог Орлеанский были близки к тому, чтобы отказаться от дела Валуа. Министры французского короля надеялись противостоять давлению, которому подвергались в Англии эти одинокие и отчаявшиеся люди.

В действительности же позиции, занятые в Осере как англичанами, так и французами, были шарадой. По разным причинам ни те, ни другие на самом деле не хотели заключать соглашение. Альбергати считал, или так он позже сказал герцогу, что только бургундская делегация была действительно заинтересована в мире. Возможно, так оно и было, но даже у бургундцев руки были связаны договорными обязательствами герцога перед англичанами. Им было предписано поддерживать притязания английской династии на французскую корону в той мере, в какой они основывались на договоре в Труа, но не в той, в какой они основывались на "старых распрях", то есть на наследственном праве. Срыв конференции в Осере не стал неожиданностью для ее участников. Но неоправданно большие надежды на конференцию возлагались в других местах. В Париже, где частичная блокада города продолжала создавать реальные трудности, критика правительства стала настолько острой, что власти, опасаясь беспорядков, арестовали ряд главных недовольных горожан [564] .