Сам Бедфорд разделял общее стремление вывести Англию из войны, но не мог заставить себя отказаться от амбиций, к реализации которых так близко подошел его старший брат. Его мнение прозвучало в характерном красноречивом заявлении, которое он сделает Генриху VI летом следующего года перед возвращением во Францию:

Искренность Бедфорда была очевидна, но его положение было безвыходным. Если Парламент не поддержит его планы финансово, то нужно будет найти какой-то способ удержать союзников и продолжить мирный процесс. Но он не был готов пойти на уступки, на которых только и можно было заключить мир с Францией [577] .

В этой неординарной ситуации Совет хватался за соломинку, пытаясь найти выход из войны на приемлемых условиях. Избранным инструментом в достижении этой цели вновь стал герцог Орлеанский. Проведя восемнадцать лет в плену в Англии, герцог был готов практически на все, чтобы вернуться на родину. Его герольд сообщил Югу де Ланнуа, что его господин "не намерен ни на минуту дольше мириться со своим нынешним положением". Всегда было ясно, что единственной надеждой Карла на освобождение является политическая сделка с его пленителями. Уже несколько лет назад он тайно признал Генриха VI королем Франции и неоднократно предлагал ему посредничество. В 1427 г. он выступил с собственными мирными предложениями и уже начал заручаться их поддержкой во Франции, но в результате осады Орлеана этот план сошел на нет. Карл чувствовал себя, по его собственным словам, "как меч, заткнутый в ножны, бесполезным, пока его не вытащат".

В 1433 г. Совет решил, что пришло время более эффективно использовать герцога Орлеанского. Есть все основания полагать, что за этим стоял граф Саффолк. Саффолк был одним из самых долговечных английских военачальников во Франции, пока его военная карьера не оборвалась в результате катастрофы 1429 года. Он попал в плен при штурме Жаржо и стал пленником Орлеанского бастарда, единокровного брата Карла. В начале 1430 г. Саффолк был условно-досрочно освобожден и вернулся в Англию. Там он женился на Алисе Чосер, богатой вдове последнего графа Солсбери из рода Монтегю, и начал создавать личную региональную базу власти в Восточной Англии и еще одну в Оксфордшире. Саффолк традиционно был союзником Глостера, и его назначение в Совет в ноябре 1431 г., по-видимому, было сделано с подачи герцога. Однако Саффолк быстро зарекомендовал себя как один из самых усердных и независимых советников короля, а также как убежденный сторонник мира, заключенного путем переговоров. Саффолк подружился с Карлом Орлеанским. У них было много общих интересов, как политических, так и литературных. В 1432 г. он успешно ходатайствовал о передаче ему опеки над пленником, и с августа того же года обычной резиденцией Карла стал замок графа в Уингфилде. Там Саффолк побудил Карла возродить свои прежние посреднические планы. В течение трех недель после переезда Орлеанский бастард вместе с членами своего штаба из Блуа посетил Карла в Англии. Карл установил контакты с другими видными деятелями Франции, включая Иоланду и Карла Анжуйского, братьев Монфор — Иоанна V и Ришмона, герцога Алансонского, графа Клермонского, южных графов — Фуа, Арманьяка и Пардиака, а также некоторых офицеров Карла VII, включая его канцлера Рено де Шартра. Карл был уверен, говорил он Югу де Ланнуа, что эти люди, "величайшие сеньоры двора и партии французского короля", будут брать с него пример, когда дело дойдет до условий заключения мира. В июле 1433 г. герцога Орлеанского привезли из Дувра в лондонский особняк графа Саффолка, где он представил свои подробные предложения на рассмотрение Совета [578] .

14 августа 1433 г., после шести недель переговоров, герцог Орлеанский скрепил грамоту, в которой объявил о своем намерении созвать мирную конференцию после 15 октября либо в Кале, либо где-нибудь в Нормандии. Обращаясь к Генриху VI как к "моему господину, королю Франции и Англии", а к Карлу VII — как к "Дофину", он выразил уверенность, что великие сеньоры Франции, с которыми он обсуждал этот вопрос, поддержат заключение постоянного мира на условиях признания Генриха VI королем Франции при условии, что его сопернику из рода Валуа будут предоставлены соответствующие территориальные и финансовые гарантии. Карл Орлеанский вряд ли мог себе представить, что король Валуа добровольно согласится на такой договор. Скорее всего, он имел в виду аристократический переворот против своего кузена. Если в течение года не удастся заключить мир на этих условиях, он обещал принести оммаж Генриху VI как королю Франции и Англии и служить ему против Карла VII. И в этом случае он должен был быть освобожден без выкупа. Оказавшись на свободе, герцог обязался устроить так, чтобы его подданные и союзники во Франции сами принесли оммаж английскому королю. Англичанам должно было быть передано большое количество опорных пунктов, расположенных по всей территории французского королевства. В их число входили Мон-Сен-Мишель и Ла-Рошель — единственные подвластные Карлу VII крепости на Атлантическом побережье, города Орлеан, Блуа и Шатоден, входившие в Орлеанский апанаж, крепости Бурж, Пуатье, Тур, Лош и Шинон — главные центры управления Карла VII, столицы провинций Лимож и Сентонж и город Безье в Лангедоке [579] .

Трудно сказать, насколько серьезно относились к этому необычному проспекту министры английского короля или сам Карл Орлеанский. Однако Совет принял меры к тому, чтобы на конференции организованной герцогом Орлеанским присутствовала их высокопоставленная делегация. Англичане пригласили Филиппа Доброго лично присутствовать на конференции или, по крайней мере, направить туда достаточно внушительное посольство. Мы не знаем, что сообщали Карлу Орлеанскому его корреспонденты во Франции, но очевидно, что в общении с английским Советом герцог сильно преувеличивал шаткость положения Карла VII и свое влияние в стране, которую он не видел почти два десятилетия. По всей видимости, Карл надеялся использовать недовольство главенствующей ролью Жоржа де Ла Тремуя при дворе Карла VII, поскольку почти все, кого он назвал своими сторонниками, были известными врагами всесильного министра. Но если таков был план, то он был сорван еще до того, как грамоты были скреплены печатями. Когда в середине июля Юг де Ланнуа проезжал через Кале по пути домой, он столкнулся с другим бургундским дипломатом, только что вернувшимся от французского двора и тот сообщил ему о падении Ла Тремуя [580] .

Падение министра началось с Реннского договора, который заставил его урегулировать спор с Ришмоном и ознаменовал возвращение Иоланды Анжуйской к влиянию при дворе. Ла Тремуй рассматривал этот договор как акт войны. В августе 1432 г., сразу после освобождения Леньи, он взял на службу еще одного знатного рутьера, кастильского солдата удачи Родриго де Вильяндрандо, и отрядил его в Анжу. Родриго вторгся в герцогство Иоланды из Турени и стал угрожать ей. Карл Анжуйский, фактически управлявший герцогством в отсутствие старшего брата, не поддался на уговоры. Его лейтенант Жан де Бюэль собрал дворянство герцогства и в сентябре столкнулся с Родриго к югу от Пон-де-Се. Произошло ожесточенное сражение, в котором войска Родриго были обращены в бегство. Кастильцы отступили в Турень, где несколько недель занимались грабежами и разрушениями, а затем ушли в Лангедок.

По мере того как положение Ла Тремуя становилось все более шатким, при дворе создавалась мощная коалиция, ожидавшая удобного случая для его смещения. Даже бывшие друзья министра, такие как Рауль де Гокур и Ла Ир, были готовы покинуть его. Такой случай представился в конце июня 1433 года. Мирные переговоры в Сен-Пор только что провалились, а англичане сосредотачивались для нового наступления. Карл VII и Ла Тремуй прибыли с двором в Шинон. Капитаном Шинона был Рауль де Гокур и в туже ночь его заместитель впустил в крепость через ворота отряд из сорока или пятидесяти вооруженных людей. Их возглавляли четыре человека: лейтенант Карла Анжуйского Жан де Бюэль, соратник Бюэля по анжуйскому походу Пьер де Брезе, адъютант Ришмона Прежен де Коэтиви и родственник самой главной жертвы Ла Тремуя Луи д'Амбуаз. Ла Тремуй был застигнут врасплох в своей постели и объявлен арестованным. Завязалась борьба, в ходе которой министр получил удар кинжалом в живот. Король понял, что происходит, как только услышал шум в соседних комнатах и послал своих приближенных узнать, что случилось. Королева, которая, возможно, была в курсе заговора, успокоила его, и Карл пассивно подчинился событиям, которые он и не пытался контролировать. Раненого, но живого Ла Тремуя под конвоем доставили в замок Жана де Бюэля в Монтрезор близ Лоша, а затем позволили ему удалиться в свой замок в Сюлли, все еще богатым, но уже не влиятельным человеком [581] .

Естественно, что в Англии и Бургундии было много предположений о том, кто заменит человека, который в течение шести лет главенствовал во французском правительстве. Карлу VII, вечно испытывавшему недостаток уверенности в себе и скучавшему от рутины управления страной, нужны были министры, которые были бы не только слугами, но и друзьями. Он был склонен делегировать им больше полномочий, чем считалось приличным для короля. Но он никогда больше не передавал управление страной в руки одного человека, как это сделал для Ла Тремуя. Наблюдая за происходящим из своей ссылки в Провансе, Жан Луве не утратил ни своей проницательности, ни понимания работы правительства. В меморандуме, написанном для герцога Савойского, он сообщал, что у короля теперь "нет ни одного слуги, имеющего власть над всеми остальными". Однако Карл Анжуйский, его мать Иоланда и сестра-королева, тем не менее, пользовались непревзойденным влиянием. Их поддерживали участники переворота Жан де Бюэль, Прежен де Коэтиви и Пьер де Брезе, а также солидный корпус профессиональных администраторов, прошедших обучение в анжуйской администрации в Анже и Тарасконе. Эти люди на долгие годы стали главенствовать во французском правительстве. Ни одно решение не принималось без их согласия. Ришмон вернул себе должность коннетабля, но не прежнюю политическую власть. По крайней мере, на первых порах это было правительство родственников Карла VII, такое правительство, которое, по мнению современников, соответствовало существующему положению вещей. Однако последствия для хода войны были скромными. Больше внимания было уделено западному фронту в Мэне и герцогстве Алансонском, а также отношениям с Бретанью, которые всегда были главной заботой Анжуйского дома. Однако проблемы с деньгами и войсками оставались теми же, что и раньше. По мнению Ла Тремуя, которое разделял и Рено де Шартр, необходимым условием победы было отторжение Бургундии от Англии. Это оставалось ортодоксальной точкой зрения политического сословия. И никто не был склонен идти на существенные уступки англичанам, прежде всего по неразрешимым вопросам суверенитета и прав на корону [582] .