Хронисты сообщали, что церемония проходила по обряду принятому в Англии, а не во Франции. Это не соответствует действительности, но, вероятно, большинство людей считало именно так. В качестве чина службы использовался коронационный чин Карла V, тщательно измененный, чтобы исключить упоминание города Реймс и его архиепископа. Но ошибка хронистов была показательной, поскольку мало что было сделано для того, чтобы уважить чувства французов и соответствовать идеологии двуединой монархии. Права епископа Парижского на проведение церемонии были узурпированы кардиналом Бофортом, который настоял на том, чтобы провести ее самостоятельно. Каноники Нотр-Дам были возмущены, когда один из чиновников унес золотой кубок, из которого король пил вино для причастия, вместо того чтобы оставить его в соборной сокровищнице, как того требовала традиция (позже он был возвращен после неприличной перепалки). Месса, последовавшая за церемонией коронации, была исполнена английскими хористами Королевской Капеллы, возможно, в прекрасной полифонической обработке (Missa da gaudiorum premia), которую, как считается, написал Джон Данстейбл в честь бракосочетания родителей короля и заключения договора в Труа. Традиционный порядок церемонии предусматривал присутствие двенадцати пэров Франции и государственных чиновников, но единственными пэрами были епископы Бове и Нуайона. Герцог Бургундский, старший пэр Франции, находился в Лилле, где вел переговоры с канцлером Карла VII о шестилетнем перемирии. Позднее он утверждал, что не одобрял эту церемонию, поскольку она вредила перспективам всеобщего мира, на который он возлагал надежды. Герцог Бретонский, номинально являвшийся английским союзником, также отсутствовал. Его участие поставило бы под угрозу его попытки поддерживать отношения с обеими сторонами. Роли шести светских пэров Франции, судя по всему, исполняли английские дворяне. Коннетаблем Франции, в чьи обязанности входило передавать государственный меч в руки короля, был англичанин Хамфри, граф Стаффорд. Другие англичане заняли большинство почетных мест, как в соборе, так и на государственном пиру, который состоялся во дворце. Коронационный пир оказался публичной катастрофой. Для представителей муниципалитета, советников Парламента и представителей Университета не было зарезервировано мест. Они были вынуждены сидеть вместе с простыми торговцами в глубине зала, где им подавали подпорченное мясо, приготовленное за четыре дня до начала пира и признанное негодным для более высокородных гостей. Даже больные из Отель-Дьё (Божий дом), традиционно посещавшие церемонию коронации для получения милостыни, заявили, что их плохо обслужили [526] .

"Всем этим заправляли англичане, которые не позаботились о чести праздника", — сетует городской хронист. Они сделали для находившейся в упадке торговли предметами роскоши меньше, чем средний буржуа, выдававший замуж свою дочь. "Воистину, никто не мог сказать об этом ни одного доброго слова". Кроме англичан. Они, по крайней мере, были довольны. Это было сделано "достойно, со всей торжественностью, которая только может быть сделана и предписана", — говорили они себе. Тем не менее, эта церемония явно не достигла своей главной цели — доказать французам законность двуединой монархии. Ни одна из традиционных коронационных милостей не воспоследовала. Не было амнистировано ни одного пленного. Налоги нисколько не уменьшились. Король председательствовал на официальном заседании Парламента, в окружении английских дворян и, хотя он мог изъясняться на прекрасном французском языке, обращался к советникам кратко и по-английски. На следующий день после Рождества от имени юного короля было обнародовано цветистое послание, в котором он восхвалял Париж и заявлял, что чувствует себя там так же уютно, как римские императоры в Риме. Затем весь двор отправился в Руан, а оттуда в Кале. Вместе с ним отправилось большинство крупных лордов, приехавших с ним во Францию в 1430 году. 16 февраля 1432 г. все они отплыли в Англию [527] .

В Лондоне Генриху VI был оказан шикарный прием. Блэкхит был переполнен, когда мэр и олдермены вышли на Олд Кент Роуд, чтобы его встретить. От Лондонского моста до Ладгейта улицы были заполнены ликующими толпами. Представления устроенные по этому поводу были более политизированы, чем все то, что можно было увидеть в Париже. На Лондонском мосту гиганты, в сопровождении геральдических зверей, с мечами Англии и Франции провозглашали, что они усмирят врагов короля. В Чипсайде декорации замка были обрамлены фигурами Эдуарда Исповедника и Людовика Святого, а разукрашенное генеалогическое древо показывало происхождение Генриха VI от королевских домов обоих королевств.

Король вернулся в Вестминстер, где уже разразился политический кризис, о котором он, должно быть, знал даже в своем юном возрасте. Причиной его стала непримиримая враждебность Хамфри, герцога Глостера, к кардиналу Бофорту и его стремление установить свою личную власть над правительством Англии после почти двух лет, в течение которых Бофорт руководил политикой обоих королевств. Свои планы Хамфри вынашивал уже несколько месяцев. Но они приобрели новую остроту в связи с перспективой возвращения короля и советников, которые были с ним во Франции. Оружием герцога стал статут XIV века praemunire, принятый для противодействия притязаниям папства на международную юрисдикцию в церковных делах. Он запрещал ввозить в Англию папские буллы без разрешения и под угрозой конфискации. Считалось, что Бофорт получил папскую буллу, освобождавшую его как кардинала и папского легата от юрисдикции архиепископа Кентерберийского. В то же время Глостер подготовил для своего соперника обвинения в измене, которые, хотя и не были использованы, получили широкую огласку. Его целью было разорить Бофорта в финансовом отношении и лишить его политического влияния, которое в основном основывалось на его богатстве. Глостер надеялся заручиться поддержкой широких масс, утверждая, что конфискованное имущество Бофорта позволит финансировать войну, не прибегая к введению парламентских налогов [529] .

В конце ноября 1431 г. герцог Глостер убедил Совет санкционировать расследование в отношении Бофорта. Весть об этом, видимо, дошла до кардинала в Париже, когда он собирался возглавить церемонию коронации в соборе Нотр-Дам. Его первым побуждением было держаться подальше от Англии, пока буря не уляжется. При возвращении в Англию он сопровождал Генриха VI до Кале, а затем откланялся, сославшись на то, что Папа вызвал его в Римскую курию. Но пока король находился в Кале, пришло известие, которое изменило его мнение. В ночь на 6 февраля герцог Глостер обнаружил четыре огромных сундука, в которых находились все нажитые Бофортом богатства: золотая и серебряная посуда, слитки и монеты, которые ночью грузили на корабль в Сандвиче, чтобы отвезти их владельцу на континент. Для вывоза этих ценностей требовалось специальное королевское разрешение, которое Бофорт не позаботился получить. Глостер конфисковал сундуки от имени короля. Без своего богатства Бофорт не мог ни содержать себя на континенте, ни сохранять политическое влияние в Англии. Теперь ему не оставалось ничего другого, как вернуться и бороться за свое положение.

Сначала Бофорт удалился ко двору Филиппа Доброго во Фландрии, где мог следить за развитием событий в Англии. Из Гента он обратился с письмом к потенциальным союзникам в Англии и сообщил им, что обвинения против него необоснованны и что он выступит перед Парламентом, "чтобы узнать причины, по которым меня так странно унижают, и объявить себя человеком, который не заслужил такого обращения". Тем временем Глостер принялся за уничтожение сети друзей и клиентов Бофорта. 25 февраля он воспользовался полномочиями полученными от короля, чтобы уволить всех союзников Бофорта с занимаемых должностей и заменить их своими друзьями. Когда один из старых членов совета, Ральф, лорд Кромвель, пожаловался на то, что это произошло без уведомления и вопреки установленным правилам, ему ответили, что достаточным основанием является то, что "милорду Глостеру и другим присутствующим в Совете было угодно, чтобы это было сделано" [530] .

После чистки устроенной Глостером обновленный Совет созвал Парламент. Предполагалось, что именно в нем состоится разборка Глостера с кардиналом. Герцог рассчитывал на легкую победу. Но когда 12 мая сессия открылась, он обнаружил, что перестарался. Вычищенные ранее офицеры и советники сидели на скамьях вместе со своими друзьями и союзниками. Многие из лордов служили во Франции и знали цену заслугам Бофорта. Другие были личными поручителями по его займам и начали беспокоиться о последствиях его разорения для их собственного состояния. Когда в июне Бофорт сам прибыл из Фландрии, его друзья горой встали на его защиту. Кардинал выступил в Парламенте и со своего места среди лордов призвал каждого, кто обвинит его в измене, выступить с обвинением и обосновать его. Блеф Глостера был раскрыт. Он спешно стал совещаться с лордами. В конце концов договорились, что король объявит с трона, что Бофорт не обвиняется ни в какой измене и что он, Генрих VI, считает его своим верным подданным. Палата Общин обратились к королю с просьбой отменить предписание о расследовании. Совет испугался и 3 июля заключил сделку с кардиналом. Предписание было отменено, а все судебные процессы против него прекращены. Сокровища Бофорта были возвращены ему в обмен на заем в 6.000 фунтов стерлингов на войну во Франции и залог в размере 6.000 фунтов стерлингов до принятия решения о попытке их незаконного вывоза. Сделанные у него займы на сумму 13.000 марок (8.667 фунтов стерлингов) должны были быть погашены из средств очередной парламентской субсидии в приоритетном порядке по отношению ко всем остальным долгам. Но, несмотря на провал своей затеи, Глостер одержал одну заметную победу. Совет по-прежнему состоял из его выдвиженцев, а Бофорт исключен из состава. Это позволило герцогу в течение следующего года главенствовать в правительстве Англии [531] .

Во Франции герцог Бедфорд возобновил свои полномочия регента, как только Генрих VI сел на корабль в Кале. Парижская и лондонская феерии отодвинули на задний план насущные проблемы, с которыми теперь предстояло столкнуться. Несмотря на двухлетнее пребывание короля во Франции с самой многочисленной английской армией со времен Генриха V, стратегическое положение Англии принципиально не изменилось. Урок коронационной экспедиции заключался в том, что перед лицом возрожденной монархии Валуа временного усиления было недостаточно. Оккупация северной Франции потребовала бы непрерывных усилий более крупных сил в течение более длительного времени, чем Англия могла выдержать. Англичане никогда не смогли бы восстановить контроль над жизненно важными речными долинами, в то время как такие города, как Орлеан, Компьень и Лувье, были способны противостоять им в течение нескольких месяцев. В серии писем, адресованных королю в Англию, муниципалитет Парижа выразил свое мнение в резких выражениях. Присутствие короля, по их мнению, породило большие надежды, которые не оправдались. Политический кредит Англии был израсходован. Люди почувствовали себя брошенными, когда Генрих VI вернулся в Англию с большей частью своей армии. Их преданность его делу, заявляли парижане, была вознаграждена лишь нищетой и страданиями. Это мнение совпадало с мнением герцога Бургундского. Для того чтобы дом Ланкастеров воспринимался всерьез, ему необходимо было создать во Франции гораздо более крупное постоянное военное присутствие [532] .