Шрифт:
Но, говоря о снижении, интереснее отметить в тексте Крепса другое: метаязыковое образное высказывание о самом приеме снижения в начале поэмы:
Царевича стрела летит из арбалета Туда, где баловень болотного балета На корточках сидит, надеждой не согрета. Стрелу стремит ко дну, подобно милым фразам, Дочь тины на круги косит надутым глазом…Сколь характерны аналогичные метаязыковые высказывания для Бродского, хорошо показано в диссертации Дениса Ахапкина (Ахапкин, 2002). А именно милыми Бродский называл стихи (в стилизации под XVIII век), кириллицу:
милые стихи, в вас сердце я свое вложил. Коль в Лету канет, то скорбеть мне перву («К стихам». 1967. II: 191); амальгама зеркала в ванной прячет сильно сдобренный милой кириллицей волапюк и совершенно секретную мысль о смерти («Барбизон Террас». 1974. III: 62).В книге «О поэзии Бродского» большое внимание уделено анализу перифраз [121] – он занимает 15 страниц. Приведу фрагмент:
121
Крепс называет перифразы парафразами.
Парафраза как поэтический прием ведет свое начало от древнегреческой и римской поэзии ‹…› парафраза была регулярным приемом поэтики классицизма. Встречается она и в русской поэзии 18 века. У Ломоносова, например, находим такие парафразы, как «земнородных племя» (люди), «владычица российских вод» (Нева), «твари обладатель» (Бог) ‹…›. В русской поэзии 19 века отдельные примеры парафразы можно найти почти у каждого поэта, однако ни у одного из них этот стилистический прием не является сколько-нибудь нарочитой повторяющейся индивидуальной чертой стиля. Здесь я говорю, конечно, не о языковых парафразах, как, например, «корабль пустыни», и не парафразах-клише литературного направления: «узы Гименея» ‹…› а о парафразах авторских, оригинальных, ни у кого из других поэтов не встречающихся и читателю незнакомых ‹…› Парафраза обычно определяется как стилистический прием замены простого слова или фразы описательной конструкцией, а семантически – как выражение окольным путем того, что могло бы быть сказано просто ‹…› Цели такого окольного выражения могут быть разными, но результат один – читателю предлагается разрешить своеобразный род маленькой загадки, в результате которой он поймет смысл выражаемого в тексте. ‹…› Парафраза – прием, бросающий вызов читателю, заставляющий его думать (Крепс, 1984-а: 55).
У Крепса вся поэма пронизана перифразами, совершенно не характерными для фольклорного текста, но в высшей степени свойственными поэзии Бродского. При этом в поэме Крепса, как и у Бродского, перифразы являются и элементами возрожденной поэтической традиции высокого стиля, и способом обзывания.
Вот как именуются персонажи поэмы-сказки:
лягушка: баловень болотного балета, дочь тины, звезда болот балета, сестра коряг, жертва плена, *подруга ветра [122] , щучья дочь [123] , *болотная лада;
122
В этом перечне звездочкой обозначены перифразы, которые в поэме употребляются в косвенных падежах.
123
Слово щучья созвучно слову сучья – ср.: сукин сын.
царевич: Отцовских воль холуй, *стрелок-марала, герой баллады;
царь: седой коронотряс;
баба Яга: *грязная карга, *костяная нога (единственная в тексте сказочная формула);
кот: Любовник-хвост-трубой;
Кощей: *отец дубрав;
рассказчик: блат рапсод полей и рек, ласк рапсод.
В поэме Крепса загадочность перифраз иногда усугубляется их нарочитой синтаксической неопределенностью, например при измененном порядке слов: Один лишь ласк рапсод не пьет и не рыдает (рапсод ласк или не пьет ласк?); неопределенность возникает при контаминации, т. е. при смешении двух сочетаний: звезда болот балета, при структурно неясном отнесении прилагательного: врагу кошачьему (сам кот враг, или царевич – враг кота, или есть еще какой-то другой враг кота?).
Для поэзии Бродского характерен затрудненный синтаксис:
Постоянная черта поэзии Бродского – исключительно резкий конфликт между ритмом и синтаксисом, выраженный в переносах, инверсиях, разрывах синтагматических связей и т. п. (Венцлова, 2002: 115);
Бывают фразы с непроизносимым порядком слов. Существительное от своего глагола или атрибута порой отодвигается на неосмысляемое, уже не улавливаемое расстояние; хотя формально имеется согласование, но до смысла нелегко доискаться ‹…› Сколько искрученных, исковерканных, раздёрганных фраз – переставляй, разбирай (Солженицын, 1999: 184).
Бродский действительно предлагает переставлять и разбирать. Вот некоторые примеры измененного порядка слов в его стихах:
И, глаза закатывая к потолку, я не слово о номер забыл говорю полку, но кайсацкое имя язык во рту шевелит в ночи, как ярлык в Орду («Узнаю этот ветер, налетающий на траву…». 1975. III: 127); Вижу одно: с кем-то стоит, губы раскрыты. Не разглядеть – дева, старик? – в точности лика. Что тут скорбеть? Вот и достиг сходства велика. Вот тебе месть: сам разгляди сразу два зайца. Тщишься расчесть, милый, поди, с кем оказался? («Подражание сатирам, сочиненным Кантемиром». 1967) [124] .124
Бродский, 1992: 10.