Шрифт:
Термины в сказке Крепса оказываются рядом с экспрессивным просторечием, романтической и публицистической риторикой:
Пока в груди болот скрывает ряска ранку, Иван сквозит зрачком стоячих вод посланку, Готовый на уход в глухую несознанку. Но поздно. Враскоряк и с веским аргументом Во рту сестра коряг к нему, блестя пигментом, Скок! и по-русски бряк! с лягушачьим акцентом: «Теперь я вам жена, и кончим с этим делом, Я буду вам верна душой и скользким телом, Предел тем положа разгулам оголтелым».Термины встречаются в стилистически контрастных рифмах:
Несется щучья дочь с осанкой гордой в хорде, Кощеево яйцо таща в противной морде;в составе конструкций экспрессивного синтаксиса рядом с поэтическими архаизмами:
Ужели не мила вам дочь земли и аквы? Не попадете ли с сим тезисом впросак вы?Традиционные поэтизмы (как лексические, так и синтаксические) тоже соседствуют с экспрессивным и социальным просторечием:
и в пепел очи вперя. ‹…› Влачить младые дни и строить ряске глазки. ‹…› Теперь я вам жена, и кончим с этим делом.Во всей этой стилистической какофонии некоторые слова относятся одновременно к разным, иногда противоположным стилистическим пластам. Например, слово твари употреблено и как бранное, и как библейское высокого стиля – в строках
К знакомой бороде воды и леса твари Шли, обратив в беде клюв, мордочки и хари;слово любовник имеет и современное значение, и то, которое свойственно языку литературной классики XVIII–XIX вв.:
Пока камин до дыр мнет кочерыжкой крошка, Иван живет как сыp в избе на курьих ножках С заморскою ягой в отрыжках и окрошках. Души не чая в нем, с пришельцем ведьма ладит. «Такого днем с огнем!» Сама, однако, гладит Паршивого кота, который принцу гадит. Над грязною каргой витает грозный фатум: Любовник-хвост-трубой ей ставит ультиматум: Царевич с глаз долой пусть катит самокатом!Типичными для поэтики Бродского являются снижающие тропы – сравнения, метафоры, метонимия. Например, и предметом, и образом сравнения у Бродского часто становились зубы:
я, прячущий во рту развалины почище Парфенона («В озерном краю». 1972); Она любила целоваться. Рот напоминал мне о пещерах Карса («Из “Школьной антологии”». 1966–1969); Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады, как соленый язык за выбитыми зубами («Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с…». 1975–1976) [118] .118
Бродский, 2011: 365. Текст приводится по этому изданию из-за разночтений с основным источником.
Зубы как предмет сравнения изображаются и Крепсом:
С зубами, как колки в открытом клавикорде, Несется щучья дочь с осанкой гордой в хорде, Кощеево яйцо таща в противной морде.Не забыты и протуберанцы. В ранних стихах Бродского их образ вполне романтичен:
Нам нравится распускаться. Нам нравится колоситься. Нам нравится шорох ситца и грохот протуберанца («Стихи о принятии мира». 1958) [119] .119
Бродский, 1992: 20.
У Крепса протуберанцы появляются в снижающей генитивной метафоре с астрономической образностью:
С костями в рукавах, хихича беззаботно, Соперницы галдят, закусывая плотно, Смотреть на их размах подруге ветра рвотно. Готовясь после щей идти на танцы-жманцы, Пуховкой жирных лиц запудривают глянцы, Горят в тени хрящей прыщей протуберанцы.Если в стихотворении Бродского протуберанцы грохочут (вероятно, фонетический образ слова вызвал звуковую метафору вопреки этимологическому и терминологическому значению слова [120] , то в пародии Крепса слово протуберанцы употребляется хоть и крайне гиперболично, но реалистически – о том, что вздувается).
120
Протуберанец (от лат. protubero – ‘вздуваюсь’) – «плазменное образование – громадный выступ в солнечной короне» (Ожегов, Шведова, 1992: 645).
Снижающую функцию у Крепса Бродского выполняет и словообразование, например:
Набив икрой с яйцом завистливые ртишки, Согретые винцом крикливые пустышки Ее движенья повторяют, как мартышки; Поймав в тугой капкан иль вздернув на наживку, Он зверя отпускал, даря ему оливку, А мог бы полоснуть иль съездить по загривку.К словоформе оливку Крепс дает примечание, указывающее на оливковую ветвь как символ славы.