Шрифт:
– А вы?
– Мы тоже.
Лаголев начал с картофеля. Натка отломила хлеб. Игорь, ко всем телодвижениям родителей воспылавший нешуточной подозрительностью, с великолепной трагической паузой, воскликнул:
– А сосиски?
– Пожалуйста, – пожала плечами Натка.
Секунд пять сын с недоверием наблюдал, как она жует, отделив ножом кусочек пахучего розового мяса.
– Я тоже могу, – сказал Лаголев и пригвоздил свою сосиску к тарелке. – Смотри. – Он откусил сразу половину и заработал челюстями. – Вкусно, кстати.
– Папа, блин. Сам знаю, – буркнул Игорь.
Он занялся своей порцией, не забывая, впрочем, бросать быстрые взгляды то на отца, то на мать.
– Чайник? – спросил Лаголев.
– Да, Саш, поставь, пожалуйста, – попросила Натка.
Сын фыркнул.
– Вы даже не слышите, как разговариваете! – заявил он, подгребая кубики картофеля к вилке ломтем хлеба. – Вы раньше так не разговаривали!
– Как? – спросил Лаголев, зажигая конфорку под чайником.
– Ну, как будто…
Игорь смутился. Он хотел сказать: «Как будто мама передумала разводиться». Это было нетрудно прочитать по его лицу.
– Как будто у нас все хорошо? – выручила его Натка.
– Да!
– Ну, на самом деле, все не так уж и плохо, – сказал Лаголев, доставая кружки. – Просто иногда нужно сдвинуть холодильник, чтобы это понять.
– Понять, что важно в жизни, а что нет, – поддержала Натка.
У Игоря вдруг задрожали губы.
– Вы что, в секту вступили? – спросил он.
– В какую?
– Ну, в которой обещают радость и просветление. Я видел, ходят такие с книжками по домам. То бритые, в белом. То с сумками через плечо, в черном. «Отрекитесь от суетного, жизнь есть любовь».
– Они не так уж не правы, – сказал Лаголев. – Только цели у них как раз суетные. Меркантильные. Ты доел?
Игорь посмотрел на отца.
– Пап, если вы все же вступили…
– Тарелку давай, – протянул руку Лаголев.
– ...то я убегу из дома, так и знайте, – сказал Игорь.
Он передал пустую тарелку отцу. Лаголев показал ее Натке.
– Даже мыть не нужно.
– Это наш сын! – гордо сказала она.
Тарелка отправилась в раковину. Закипел чайник, и Лаголев ловко снял его с огня. Кипяток пролился в кружки.
– Пьем, и к делу, – объявил Лаголев.
– Эх, конфетку бы, – вздохнула Натка, наливая чаю из заварочного чайника.
– Я завтра куплю.
– Думаешь, у твоего Кярима Ахметовича совесть проснется?
– Куда он денется?
Лаголев, задумавшись, долго взбалтывал пустой кипяток ложкой, потом долил чаю, сыпнул сахарного песка. Натка заметила, что его движения, повороты головы, жесты, мимика обрели ясность и спокойную неторопливость уверенного в себе человека. Она почувствовала, что снова в него влюбляется. Это мой Лаголев, прошептал кто-то в голове. Мой Сашка. Александр. Мой! Что-то будет ночью!
– Мам.
– Да?
Натка с трудом отвлеклась от созерцания мужа. Как бы ее за слишком вольными мыслями сын не застал врасплох. А то думается всякое, не целомудренное, постельное. Бежать с этим за холодильник – пф-ф!
Бежать от этого – еще большее пф-ф!
– У тебя еще сосиска осталась, – сказал Игорь.
О, вечно голодное дитя!
– Ешь, разрешаю, – сказала Натка, размышляя о сосиске как… кхм… символе.
Лаголев, у тебя же есть сосиска?
– Спасиб.
Цап – и тарелка опустела. Они допили чай. Натка по привычке оставила на донышке. Она любила вдруг обнаружить остатки, пусть даже холодные, в своей кружке. Бывает, запершит в горле, а там как раз на глоток.
– Ну, что? – хлопнул ладонями по коленям Лаголев. – Пора?
Простые слова, а момент сделался торжественным. Игорь прочувствовал, подобрался, тряхнул гривой.
– Я готов.
– Готов? Вставай, – сказал Лаголев. – Нат, ты могла бы?
– Конечно.
Натка задвинула стул, освобождая проход к нише за холодильником. Перебралась к плите, к раковине, чтобы не мешать. Так, граждане, подумала она, в отдельно взятой городской квартире и происходит процедура посвящения младшего члена семьи в семейную тайну. Что ему откроется, вот что интересно.
– Эй, герой, заправься, – сказал Лаголев.
– Это обязательно? – спросил сын, тем не менее, заправляя футболку в джинсы.
– Для порядка не помешает, – Лаголев был строг. – Теперь проходи за холодильник.
Игорь оглянулся на Натку.
– Это тоже обязательно?
– Разумеется, – сказала Натка. – Без этого ничего не работает.
– Разыгрываете?
– Сам же вызвался. Вставай, – поторопил Лаголев. – Там на линолеуме гвоздиком нацарапаны границы.
– Не вижу.