Вопрос застал Адама врасплох. Нахмурившись, он машинально опустил взгляд на свой галстук, но вовремя спохватился и посмотрел на девушку, судя по ее хитрой улыбке, страшно довольную своей маленькой победой.

– Знаете, Билли, если бы я хотел носить один и тот же галстук каждый день, остановился бы на черном. – Адам едва заметно улыбнулся. Правда, в этом Билли не была уверена. Возможно, ей показалось. – Я ценю разнообразие, если в нем заложен определенный смысл. Но я рад, что вам понравился бордовый. Он один из моих любимых.

«Какое счастье», – иронично отозвался внутренний голос Билли. Ей бы остановиться на этом обмене ценной информацией, но соблазн поиграть с огнем оказался сильнее благоразумия.

– Как я вас понимаю, – вздохнула она. – У меня та же история с выбором нижнего белья.

Адам озадаченно замер: он ведь сейчас не ослышался?

Невинно похлопав ресницами, Билли победно расправила плечи и наконец-то перестала вжиматься всем телом в стул.

Наблюдая за этой метаморфозой, Миддлтон не удержался от легкой, почти беззвучной усмешки. «Неплохо, мисс Сэлинджер. Весьма неплохо. И очень смело – даже дерзко. Но с такой заметной палитрой эмоций в покер вам лучше не играть».

– Похоже, у нас много общего, – заметил Адам.

– Я бы не спешила с выводами, – любезно посоветовала Билли, все отчетливее ощущая, как стремительно затекают мышцы лица под искусственной улыбкой. Еще немного – и эта мимическая дамба сломается под давлением внутреннего протеста.

– Это было предположение, – невозмутимо ответил Миддлтон. – А станет оно выводом или нет, покажет результат нашей с вами беседы. И начнем мы, пожалуй, с самого интересного.

Билли едва не скрипнула зубами от досады: нет, это просто какой-то непробиваемый тип. Не то чтобы она всерьез надеялась безвозвратно увести Адама в сторону от основной темы – несмотря на свою напыщенную важность на грани высокомерия, идиотом в глазах Билли он точно не был, – но и такого стремительного провала она не ждала. Миддлтон даже разогнаться не дал – срубил ее подножкой на самом старте.

– У меня состоялся любопытный разговор с офицером Лэнсом Митчеллом. Он рассказал, где и при каких обстоятельствах нашел нас этим утром.

Ее щеки вспыхнули румянцем: «Ну все, понеслось».

– Скажите, Билли, как часто вы ходите в магазины, покидая дом через пожарный выход?

– М-м-м… – протянула она, – по настроению.

– Через заборы перелезаете тоже по этой причине?

Билли раздраженно приподняла левую бровь.

– Вроде того, – прищурилась она. – Так гораздо быстрее – если срезать через переулок. Заодно можно спортом позаниматься. Дело в том, что я о-очень люблю спорт. А вот чего я не люблю, так это когда мне угрожают пистолетом и обвиняют в побеге, будто я какой-то отбитый на голову заключенный, удравший от конвоя.

– Я понимаю вас, Билли, и еще раз приношу свои извинения за сложившуюся ситуацию. К вашему сведению, офицер Митчелл не был вооружен.

– Намекаете, что я все выдумала? – вспыхнула она.

– Ни в коем случае. Я осмотрел пистолет – это простая зажигалка, пусть и очень качественно собранная. И все же я не оправдываю его действия, – добавил Адам прежде, чем Билли взорвалась новой порцией возмущения. Это не девушка, а закипающий вулкан. – Он не имел права запугивать вас и предъявлять обвинения.

Билли упрямо поджала губы. Задетая гордость только что получила небольшую порцию причитающихся извинений, но все еще не была до конца довольна результатом.

– Я видел, в каком вы были состоянии, – продолжил Адам, – когда мы разговаривали с вами в первый раз. Не думаю, что вы разыграли убедительный спектакль. И я не считаю вас причастной к совершенному преступлению.

«Вот уж спасибо», – фыркнула Билли.

– Но ваша сегодняшняя выходка вызывает определенные… вопросы. Поэтому помогите мне разобраться в том, что происходит, и после этого мы с вами мирно разойдемся – каждый своей дорогой. Мне бы не хотелось думать, что я ошибся в своих выводах и передо мной сидит возможный сообщник Роберта Андерсона.

На несколько секунд в помещении стало очень тихо – настолько, что можно было услышать раздражающее гудение лампочек под потолком. А затем прогремел первый взрыв. Билли резко отставила бутылку воды, придвинулась к столу и впилась в Адама горящим взглядом.

– Вот только это мне приписывать не надо! – возмущенно процедила она. – Я делала свою работу, которая оказалась не по силам местной полиции, и сегодня я еще раз убедилась почему это так. – Билли так сильно уперлась руками в массивный стол, что едва не сдвинула его с места. – Агент Миддлтон, я не помогаю убийцам и психованным садистам. – Ее голос задрожал. – Я нахожу тех, кто уклоняется от уплаты налогов, проворачивает незаконные сделки или творит еще бог знает какую несерьезную фигню. Ну знаете, все эти мелкие нарушители закона, – Билли показала пальцами кавычки, – на которых ваши замечательные коллеги из полиции не считают нужным тратить свое драгоценное время. – Каждое ее слово было подобно выстрелу из ружья, которое она направляла на единственного представителя закона в этой комнате. – И, судя по статистике, у людей моей профессии гораздо успешнее получается выполнять чужую работу. – Она выдала очередную натянутую улыбку, но ее взгляд продолжал гореть от недовольства.

Терпеливо принимая на себя удар, намеренно спровоцированный довольно грубым предположением, Адам невольно засмотрелся на этот пожар эмоций.

Теперь понятно, почему полиция не особо охотно сотрудничает с мисс Сэлинджер и откуда взялись все эти отзывы про ее неуравновешенное поведение и проблемный характер. Но, черт возьми, как же она была хороша в этот момент: пылающая праведным гневом, яростно отстаивающая свою позицию во имя справедливости, Билли будто совсем не боялась ни возможных последствий собственного эмоционального взрыва, ни агента ФБР, сидящего напротив. Это было одновременно и прекрасно, и очень рискованно. Именно страх активирует инстинкт самосохранения, который помогает избежать неправильных решений и серьезных ошибок. А бесстрашие Билли могло стоить ей безопасности и даже жизни – ее смелость и дерзость явно распространяются не только на сотрудников полиции и ФБР. При плохом раскладе вместо сорока шести задержаний в этой графе вполне могла стоять цифра ноль.