Но больше всего меня поразили стены, украшенные яркими, красочными фресками. Краски не померкли даже от времени, что позволяло мне наблюдать восхитительные картины.

Стены этой комнаты хранили историю Зверя.

Вот он, совсем непонятное существо из металла, камня и огня, едва живой и крошечный. Триединая Богиня заботливо вскармливает его своим молоком, чтобы превратить в воина, чьим призванием было защищать Рогатого Бога, когда он умирал, от низших демонов.

На другой стене было показано, что Зверь столь рьяно сражается, что со временем утопает в собственной ярости и жажде крови.

За это Рогатый Бог и свергает Зверя, отправляет к людям на верную смерть, но Триединая Богиня столь сильно любит вскормленное существо, что одаривает Зверя Нареченной, которая в силах спасти монстра.

Вся ярость Зверя концентрируется на Нареченной, она становится наваждением, жертвой.

Я никогда не любила эти сказки.

В детстве мне было жаль девушку, отданную на растерзание Зверю. Являясь впечатлительным ребенком, я всегда плакала, стоило представить чувства девушки, которая досталась потустороннему существу, была вынуждена родить ему множество детей.

Все мы были потомками этого Зверя, если верить легендам. Но самое печальное в том, что спустя тысячелетия, когда мировой прогресс шагнул далеко вперед, существовали общины, дикие нравы, собственные законы. А еще все Звери и по сей день поклонялись Рогатому Богу, чтобы искупить вину своего прародителя, а также Триединой Богине, в благодарность за милосердие.

Смешно, честное слово!

Мне не нравились эти легенды, но фрески были прекрасны.

Очень изящная работа, кропотливая и насыщенная.

Очень интересно, откуда в общине Лютовых такой мастер? Будь моя жизнь спокойнее, то я бы очень хотела такую роспись в своем доме.

Завороженная, я потеряла счет времени, с восторгом осматривая каждый мазок на стенах.

Это было столь восхитительно, что я даже не заметила появления Свята, лишь вздрогнула, когда услышала резкий звон, обернулась.

На будуаре стоял серебряный поднос с кружкой травяного чая, истончающего тонкий аромат мяты и тарелка с горкой блинчиков, залитых сиропом.

Свят напряженно застыл, глядя сквозь меня, на фрески. Брови его сошлись на переносице, а лицо на миг исказила судорога боли, но тут же исчезла.

— Я принес завтрак.

— Оу, — отозвалась я, — морить меня голодом ты не собираешься?

— Я бы с радостью, сладкая. Но не когда в тебе мой ребенок.

Резко развернувшись, муж стремительно покинул комнату, да так, словно за ним тысяча демонов гнались.

Хмыкнув ему вслед, я подкралась к столику, принюхалась к блинчикам. Вдруг отравлены? Не думаю, что Лютов предпочтет так расправиться со мной, но было бы достаточно иронично.

Однако сейчас меня мало интересовало чем грозит эта трапеза, ведь рот уже наполнился голодной слюной.

Я очень плохо питалась в последние дни, что непростительно. Ребенок… да.

Трудно представить себя матерью, но я надеялась, что за восемь месяцев до родов смогу привыкнуть к этой мысли.

Блинчики оказались на удивление вкусными, еще горячими. Только слишком сладкими, будто в тесто замешали на килограмм сахара больше необходимого.

Откуда Свят их притащил? Слуг здесь не было, а в поселении не наблюдалось признаков активной деятельности, слишком раннее было утро.

Сам приготовил?

Я хихикнула, представив мрачного мужа в розовом переднике на голое тело, старательно сбивающего тесто венчиком.

Нет, в это слишком сложно поверить. Хотя излишнюю приторность блинов объясняло — я уже не раз замечала, что Свят поглощает немыслимое количество сладкого. В день свадьбы даже ехидно подколола на тему слипшейся задницы.

Еще и это дурацкое обращение ко мне! Бр-р.

Я к сладостям никогда не проявляла любви, но теперь лишь от них меня не тянуло вывернуть желудок наизнанку.

Это даже заставляло ужаснуться, ведь если ребенок во мне готов принять только сладкое, то к родам я буду настоящим бегемотом.

Забавно, что уже сейчас дитя проявляет схожесть со своим отцом.

Уничтожив блинчики и набравшись сил, я стукнула дверь, обнаружив, что та была не заперта, прошмыгнула по коридору, намереваясь требовать добавки.

Но испуганно замерла на лестнице, услышав жесткий голос Свята, ведущего разговор по телефону.