Шрифт:
Через стену с вереницей арочных проёмов он вдруг услышал этот смех. Тот самый, который желал обнять и целовать, тот самый, который прерывался в кино забавным хрустом и восторгом. Её смех был окружён смехом друзей. Бен осторожно выглянул из-за стены. «FN-2187… Он её друг? Презабавно, я помню его предательство и то, что он вроде как-то был связан с отцом… Ну и встречка однако. Не высовывайся теперь только, идиот», — проворчал в мыслях на себя.
Рей вертела головой по сторонам, не отрываясь от болтовни с друзьями и диалога с гидом. Под кожей разливалось чувство защищённости. Она ощущала упоительное присутствие, ей казалось, словно кто-то родной, но неосязаемый накрыл её невидимым плащом.
— Это ранние академические работы господина Орэ, — вещала для своей группы Владлена, — в них он в основном отражал быт населения Гринстока и природные красоты наших краёв. Здесь вот реконструкция Пайн-Порта, а эта картина называется «Лилиан и речное чудище»: Лилиан была его соседкой в детстве, которая любила детворе рассказывать небылицы; через её образ он отдал дань безграничному детскому воображению.
Нежные и ровные мазки, очерчивающие босую девочку на реке, пастельные тона, брызги из-под пухлых детских ног — того поди и прольются с картины на лицо смотрящего. Везде истинно гринстоковский солнечный свет и невиданная сочность цветов и зелени.
— Свои работы периода академии Клавдий не то чтобы не любил… С годами перестал относиться к ним серьёзно. Излишний академизм его тяготил. Он не признавал строгого жанрового разделения, и некоторые критики ругали его за отсутствие гармонии. Но я не согласна с такой оценкой: Орэ не смешивал стили ради мазни, они были инструментом для создания нужного эффекта.
— Как вот здесь, например? — тыкнул Финн на одно из полотен в начале следующего зала. — Выглядит странновато… Что это?
— Мне напоминает компот из ягодного ассорти девушки моего друга, — хихикнула Рей, протиснувшись между Финном и Роуз, взяв обоих под локоть.
— Эта картина называется «Мальчик, убегающий ввысь», — без высокомерия из-за узости их познаний ответила Владлена.
— Ну… мальчика здесь не видно, зато есть куча аляпистых экскрементов, — По театрально сложил руки на груди и шутливо вздёрнул бровь.
— Мальчик убегает здесь не буквально: он взлетает и разлетается на части из-за взрыва гранаты, — с грустью ответила гид. — Зрелый Орэ — это в основном живопись, изображающая ужасы войны. Мазки здесь грубые, линии смазаны, форм не осталось. Человека не осталось. Ни этого мальчика физически, ни метафорически тех, кто бросил эту гранату.
— Имперцы? — спросил По.
— Он не говорил кто. Его спрашивали много раз, но он всем отвечал одинаково: что это неважно, это мог быть любой.
— Он не был республиканцем? — удивилась Роуз. — Вроде же был.
— Он действительно поддерживал сторонников Республики. Хотя сам Орэ предпочитал считать, что ему просто ближе уклад Республики, нежели Империи, где существовал культ Императора и преобладала политика террора. Он был пацифистом. Клавдий Орэ ненавидел войну и то, как она уродует все людские души без исключения. Даже неся службу в армии повстанческого движения, он принципиально не носил оружия, работал полевым врачом.
— Но это глупо, ведь его могли убить, — нахмурился Финн.
— Это верно, — мягко ответила Владлена, — но ему была омерзительна сама идея убийства. Любого убийства, неважно, защищаешься или нападаешь.
Рей почувствовала невыразимую тоску и ужас. Искусство частенько вызывало в ней дискомфорт, даже если его произведения казались воистину прекрасными. Она ничего не могла сделать с внутренним трепетом. «Подлинное искусство нередко способно вселять ужас, — говорил ей Митч. — Оно взывает не только к высшему интеллектуальному труду, но и к животным инстинктам и порывам. Это нормально, ты привыкнешь».
Бен тенью плыл следом за группой, влекомый необъяснимым притяжением. Смех незнакомки что-то делал с его душой, заполнял собой пустоту.
— Хах, пацифизм — удел слабаков и полумеров, — ответил По. — Истинные пацифисты в основном трусы, которые боятся замарать ручки, потому перекладывают ответственность на тех, кто ведёт войну и защищает невинных людей.
— Он бы с вами не согласился, юноша, — без лишних эмоций, с доброй улыбкой ответила Владлена, увлекая посетителей рукой в следующий зал. — Но Орэ никогда открыто не спорил с теми, кто придерживался вашей точки зрения, и отвечал им исключительно языком живописи.
Бродили долго, никто больше не чувствовал усталости и скуки. Череда портретов, натюрмортов, батальных сцен и бытовых сменяли друг друга поражающим разнообразием и необъятной работой мысли мастера. Его поиски себя, недовольство собственными произведениями, смятение и невозможность найти своё истинное предназначение западали в души против воли.
Прошли в очередной зал и остановились у полотна с обнажённым женским телом.
— Ого! — вырвалось у Финна, открывшего рот. — В смысле, это, вау… настоящее искусство, все дела, — сложил руки перед собой и смущённо умолк.