Шрифт:
Он подошел ближе, и мои руки бессильно опустились.
Что-то внутри с болезненным треском надломилось.
После этой вспышки гнева я почувствовала себя жалкой и ничтожной.
Поломанной.
– Главное, что мы оба это знаем, глупая...Я ведь обещал, что ты будешь моей...
– обволакивающий, нежный шепот прозвучал у самого уха.
– Всю вечность, Айса, помнишь? Я сдержу свое обещание.
– руки задрали платье и принялись поглаживать мои ноги.
– Ты ведь так об этом мечтала...
Мечтала.
Каждый день и каждую ночь.
И потому так хотелось сейчас поддаться, так хотелось забыть про свою гордость и искренне, от всего сердца поверить, что правда всегда звучала только здесь.
Не там, где он только что давал клятвы вечной любви, а здесь - под кроной древнего дуба, в сердце леса, среди ночной тиши….
Но права была мама, теперь я и впрямь не смогу.
Не смогу забыть, как он смотрел на неё, как нежно держал её за руку, как целовал...
– Нет - слабо запротестовала, когда Фариас прижал меня к шершавой поверхности дуба.
– Просто доверься мне...
– Нет...
– жалобно всхлипнула, пытаясь его оттолкнуть.
– Я не смогу так.
– Сможешь. Я помогу.
Странное предчувствие когтями полоснуло грудь.
Эти слова прозвучали странно, неправильно...
Они больше походили на угрозу, чем на утешение, и в следующую секунду, я поняла почему.
На моей шее защелкнулся рабский ошейник из черного металла и запрещенная магия острыми иглами впилась в мозг, полностью подавляя мою волю.
Я дернулась в сторону, в ужасе пытаясь стащить с себя черный ошейник.
Касалась его всеми известными заклинаниями, царапала ногтями, пыталась разорвать, разодрать - что угодно...
Все было тщетно.
Раскрыть замок мог только его хозяин.
– Фариас, зачем?
– хрипло спросила, чувствуя, как паника все увереннее разрасталась внутри.
Отстранившись, Фариас провел пальцами по моим губам.
Теперь от его грусти не осталось и следа.
Он усмехался, наблюдая за мной, как за глупым, неразумным ребенком.
– Ты забыла свое место, милая... Забыла, что я не давал тебе право выбора. Темная ведьма не годится для брака, но для моей постели подходит идеально - костяшками пальцев он нежно провел по моей щеке.
– Снимай платье. Хочу по-настоящему развлечься, перед тем как придется трахать скромную девственницу.
Чужая власть разъела мою волю.
Словно марионетка в руках кукловода, я покорно потянулась к платью и стащила его с себя.
– Умничка. Запомни, милая, теперь я твой хозяин. Ты моя в любое время, в любой позе, по первому щелчку пальцев.
Противиться я не могла, но зато могла чувствовать.
И та ненависть, которую я испытывала к себе, прожорливым огнем перекинулась на того, кого я любила.
Впервые я поняла, что такое настоящая тьма.
И впервые те чувства, которые в ней обитали , перестали меня пугать.
Отбросив в сторону платье, я подняла на Фариаса полный ненависти взгляд и...так и застыла на месте.
От увиденного я пришла в ужас.
Его лицо начало меняться.
Аккуратные, аристократичные черты лица становились все более угловатыми и дикими, карие глаза стремительно менялись на серебряные, а мягкие, золотые волосы почти полностью превратились в черные.
Это был уже не Фариас.
Это был Гроз!
Парализованная страхом, я инстинктивно зажмурилась, когда оборотень притянул меня к себе, коснулся носом ложбинки груди и угрожающе зарычал:
– Моя...
И когда в следующую секунду я распахнула глаза, почувствовав его тяжелое дыхание у лица, на меня, оскалившись, смотрел уже зверь.
Монстр!
Я подскочила с постели, проснувшись от собственного крика.
Глава 8
Черная сорочка облепила взмокшее тело, грудь вздымалась от быстрого, порывистого дыхания.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Вдох...
Но воздуха все равно не хватало.
Пытаясь отдышаться, дрожащими руками я ощупала шею.
Ошейника не было...
Волка тоже.
Успокойся, Айса, успокойся, дыши...
Это сон.
Всего лишь сон.
На негнущихся ногах, я кое-как поднялась с постели и распахнула окно, подставляя лицо приятному, летнему ветру.
Обычно этого было вполне достаточно, чтобы успокоиться и прийти в себя.
Обычно...
Но сейчас тень нового беспокойства дрожью прошла по коже и сердце сжалось в противной судороге.
Эта комната внезапно показалась мне клеткой, выставленной в театре на обозрение одного единственного зрителя.