— Куда же ты?

— Мне надо еще в одно место... — замялся Мишка.

Рая вдруг покраснела.

— Ну, иди! Очень ты нужен здесь.

Симочке тоже было обидно, но она не показала виду, поправила на носу пенснэ и, глядя на Раю, засмеялась:

— Ревнуешь?

Рая вспыхнула.

— Не я, а ты. Баронесса!

Нюра и Мишка шли молча. Наконец, он сказал:

— Скубецкий с первого дня нарвался. На перемене прямо в классе курил.

— А ты не куришь?

— Нет. Это комсомольцы все курят.

Несколько шагов они опять прошли молча. Мишка набрался решимости и начал тихо:

— Думаешь, я дурень? Ты ведь тогда нарочно сказала?

— Что сказала?

— Да про это...

Нюра поняла, о чем он спрашивает, но виду не подала.

— Не знаю твоих загадок, — она равнодушно посмотрела на Мишку. — Что я говорила?

Мишка стал злиться.

— А Симке на ухо ты что шепнула? — наконец выпалил он.

— Симке? — как бы все еще не понимая, в чем дело, Нюра остановилась. — Симке? Когда я шептала Симке?

Мишка переступил с ноги на ногу, вздохнул и, оглянувшись по сторонам, сказал тихо:

— Ты не стыдись. Говори все прямо.

— Да что говорить-то? — продолжала изводить его Нюра.— Чего ты хочешь от меня?

Она снова пошла. Мишка — за ней.

— Будешь со мной дружить?

— С тобой? — Нюра опять остановилась, с изумлением посмотрела на него. — Я с хлопцами не дружу.

— Почему? Что ты, маленькая?

Нюра вдруг рассердилась.

— Отстань ты от меня. Вот еще в самом деле! Дружишь с Лелечкой, чего тебе еще надо?

— Ты мне теперь больше нравишься.

— Брось, Мишка! — уже строго сказала Нюра. — Говори лучше про Скубецкого или еще про что-нибудь.

— Про Скубецкого? — усмехнулся тот. — Может, познакомить тебя с ним? Я так думаю, что Скубецкий — комсомолец. Вот это, Может, тебе на руку? Ты про комсомол знаешь?

— Слыхала, — она внимательно посмотрела на Мишку.

— Чего ж ты сама не запишешься? — уже со злостью спросил он.

— Мне ни к чему. А ты запишись.

— Я б записался, чтобы их всех передушить.

— А зачем дело стало?

— Меня не примут. А тебя примут.

— Скажешь глупость такую. Я ж не хлопец.

Она запнулась, стала кусать губы. Мишка заметил ее волнение и с любопытством ждал, что она скажет, но Нюра переборола себя и закончила спокойней:

— Мне тетя с хлопцами гулять не велит, и ты мне про это не говори. Никто из девчат ни в какой комсомол не пойдет. Не бывает так. Вот спроси Лелечку, пойдет она или не пойдет... А кавалера со мной тоже не строй. У тебя еще и усов не видать. Вот тебе и весь мой сказ. А как твой батька узнает, что я тебе понравилась, так он тебе сорок плетей всыплет. Вон моя мама вышла без согласия деда Карпо, так он и сейчас ей простить не может... А мне ты не нужен. Я тебя не знаю, кто ты есть.

Попади мой отец твоему батьке в руки, что он с ним сделает? Ты это понять можешь или не можешь?

Мишка оторопел. Пробормотал что-то невнятное и вдруг почувствовал, что краснеет. От этого еще больше рассердился. Не зная, чем досадить Нюре, сказал:

— А батьки твоего тебе все равно не видать. Никогда красные верх не возьмут, и не мечтай.

Нюра молчала. Трудно ей было молчать, но она опять взяла себя в руки, пересилила. Невольно вспомнилась Оля, сарай, первая зимняя ночь...

— Ну, а если мы будем дружить с тобой, как это дружить будем? — уже не скрывая насмешки, спросила она.

Мишка недоверчиво посмотрел на нее.

— Обыкновенно... — сказал он, — только теперь я сам не знаю — дружить с тобой или нет.

— Не знаешь — подумай. Батьку спроси, он тебя научит.

Она расхохоталась ему прямо в глаза и быстро пошла вперед. Мишка злобно глянул ей вслед и остался стоять на месте. Только после того как она завернула за угол, он медленно перешел на другую сторону и поплелся домой. «Ну, и начихать, ну, и наплевать», — старался он себя утешить, но его мучила досада. А тут, не успел он пройти и двадцати шагов, как навстречу показался Скубецкий. «Вот он, дружок», — сердито подумал Мишка и, когда они поровнялись, сказал с насмешечкой:

— Здравствуйте, Комсомол Иванович.

Скубецкий остановился.

— Почему комсомол да еще Иванович? — он пожал плечами. — И почему ты меня так величаешь? Во-первых, я классом старше тебя, а, во-вторых, почему такая фамильярность?

Последнее слово Мишке было незнакомо, и это еще больше его обозлило.

— Выражаешься, — с презрением сказал он, — хочешь ученость показать. Думаешь, как из города, так тут уже умней всех.

— А ты не очень гостеприимный станичник-то, — спокойно продолжал Скубецкий. — Я слыхал, что казаки народ хлебосольный. Разве ты не казак?