Тиа закатила глаза и исчезла в прихожей, оставив Бакстер стоять на пороге, как последнюю идиотку.

— Алекс! — донесся где-то сбоку ее крик; Лейла все еще плакала. — Алекс!

— Что?

— Там твоя подружка явилась, я буду наверху, — сказала она, и детский плач стих вдали.

Несколько секунд спустя из прихожей, отряхивая с головы снег, вынырнул Эдмундс.

Эмили была почти уверена: самый социально приемлемый способ разрулить подобную ситуацию заключался в том, чтобы сделать вид, будто ничего не произошло, — и вставить пассивно-агрессивный комментарий о поведении Тиа, как только позволит течение разговора.

— Бакстер! — улыбнулся Эдмундс. — Что ты здесь торчишь? Входи.

— Что это с ней? — бросила детектив, не в силах сдержаться.

Он махнул рукой.

— Ой, она думает, что ты на меня плохо влияешь… сегодня утром я пропустил праздник — Лейле год исполнился… плюс кое-что еще… — загадочно сказал он, закрыл за ней дверь и отправился на кухню. Задняя дверь была открыта, через нее в дом вливалась ночь.

Эмили протянула ему пакет с подарками и тут же получила взамен другой — еще больше.

— Выпьешь что-нибудь? — предложил он.

— Нет… мне нельзя тут задерживаться… — ответила она и подчеркнуто устремила взор в потолок, все же решив пойти по пассивно-агрессивному пути. — Просто заехала, чтобы… Мне нужно было… Я…

Эдмундс тут же узнал симптоматичную для Бакстер неловкость, которая охватывала ее каждый раз, когда она хотела кого-то похвалить или сделать комплимент.

— …Я лишь хотела сказать… спасибо тебе.

— Всегда пожалуйста.

— Ты решил приглядеть за мной… как обычно…

Неужели она собиралась сказать что-то еще? Алекс был поражен.

— …и сегодня проявил себя блестяще… как всегда.

— На самом деле, — ответил Алекс, — это я должен тебя благодарить. Сегодня… в последние две недели я понял, как мне всего этого не хватает. Мне просто страшно не хватает риска, адреналина… важности происходящего. Тиа злится на меня, ну, на нас с тобой, потому что я сегодня подал рапорт.

Бакстер засияла:

— Ты возвращаешься!

— Я не могу.

Эмили сникла.

— Мне нужно как-то жить, я должен думать о семье. Но и протирать дальше штаны в финансовом тоже не могу.

— И что ты…

— Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Бакстер озадаченно последовала за ним на улицу и по клинышку снега, освещенному лившимся из кухонного окна светом, пошла к обшарпанной пристройке.

— Та-да-а-ам! — гордо воскликнул Эдмундс, показывая на нечто, не только не заслуживающее никаких «Та-да-а-ам!», но и оскорбляющее взор.

Когда он увидел, что Бакстер не собирается реагировать как следует, его энтузиазм тут же сошел на нет.

— Вот черт, — сказал он, догадавшись, почему его представление не вызвало ожидаемую реакцию. Он наклонился и поднял собственноручно сделанную вывеску.

— Эта долбаная штуковина так и норовит свалиться на землю, — объяснил он и повесил ее обратно на дверь. — Та-дааам!

Потом толкнул хлипкую деревянную створку, которая при этом чуть не слетела с петель, и показал оборудованный им офис. В уютном свете настольной лампы на столешнице примостились ноутбук, принтер и беспроводной телефон. В углу стоял масляный радиатор, обогревавший небольшое помещение. Также там была кофеварка, чайник, резиновый шланг над ведром в качестве самодельного рукомойника и даже «зона для посетителей» (второй стул).

— Ну, что скажешь?

Вместо ответа Бакстер еще раз обвела пристройку взглядом.

— Это, конечно же, временно, — взялся уверять ее Эдмундс, когда она так ничего и не ответила, — чтобы встать на ноги и… Ты что, плачешь?

— Нет! — возразила Бакстер срывающимся голосом. — Я думаю… Это просто великолепно.

— О боже, ты и правда плачешь! — воскликнул Алекс и обнял ее.

— Я так рада за тебя… последние две недели действительно выдались очень тяжелые… — засмеялась она и опять залилась слезами.

Все время, пока она рыдала у него на плече, Эдмундс прижимал ее к себе.

— О господи! — воскликнула Эмили. Тушь текла у нее по щекам. Она немного успокоилась и засмеялась. — Я совсем забрызгала тебя своими соплями. Прости. Веду себя просто отвратительно.

— Ничуть, — заверил подругу Эдмундс, хотя в ее словах была доля правды. — Лейла уже вывалила свою еду мне на рубашку, — сказал он, показывая на пятно, хотя в действительности подозревал, что его тоже оставила Бакстер.

Эмили вытерла глаза, увидела на деревянной стене за его спиной несколько листов бумаги с написанными на них обрывками мыслей и прочла: