— А для операций подобного рода не существует регистрационных номеров?

— Я, конечно же, посмотрю, но все будет зависеть от того, как давно она была проведена. На мой взгляд, шрам довольно старый.

Пока Бакстер с Джо рассматривали рентгеновский снимок, Эдмундс встал на колени и принялся более внимательно изучать правую женскую руку, пугающе тыкавшую в их собственное отражение в стеклянном окне. Каждый ноготь, аккуратно покрытый лаком, сверкал темным пурпурным перламутром.

— Смотрите, а указательный накрашен не так, как остальные! — вдруг выпалил он.

— Уже и сам заметил? — радостно воскликнул Джо. — Я как раз собирался обратить на это ваше внимание. В темноте квартиры мы не заметили, но здесь отчетливо видно, что ноготь на нем покрыт другим лаком.

— И что это нам дает? — спросила Бакстер.

Джо схватил с железного стола ультрафиолетовую лампу, включил ее и провел ею вдоль руки, которую когда-то вполне можно было назвать изящной. В пурпурном свете появились синяки и тут же стали исчезать по мере того, как источник света двигался дальше. Больше всего их было в районе запястья.

— Она дралась, — произнес эксперт. — А теперь взгляните на ногти, на них ни единого скола. Лак наносили уже потом.

— После драки или после смерти? — уточнила Бакстер.

— Я бы сказал, что после смерти. Поскольку признаков воспалительных процессов не наблюдается, она, скорее всего, умерла вскоре после того, как получила эти кровоподтеки.

— …убийца, похоже, хотел нам этим что-то сказать.

Из-за ремонтных работ небольшой, но чрезвычайно важный участок Северной линии метро был закрыт. Поскольку перспектива тащиться в переполненном автобусе особого энтузиазма у Волка не вызвала, он сел в поезд линии Пикадилли, доехал до станции «Каледониан-роуд», дальше пошел пешком и через двадцать пять минут уже был в Кентиш-таун. После того как он миновал парк и потерял из виду красивую и статную башню с часами, бронзовые детали которых отливали благородным зеленым налетом коррозии, окрестный пейзаж потерял всю свою привлекательность, но температура при этом опустилась до приемлемого уровня и в свете заходящего солнца эта часть города приобрела умиротворяющий вид.

Весь день ушел на тщетные поиски Виджея Рэны. Волк и Финли прокатились в Вулвич и нашли его родовое гнездо — в нежилом состоянии, что было вполне предсказуемо. Жалкий сад перед домом производил гораздо большее впечатление, чем ему полагалось, ведущая к двери дорожка заросла высокой травой и сорняками, которые, воспользовавшись представившейся возможностью, решили заполонить собой все вокруг. Через небольшую, отделанную светлым металлом щель в двери виднелась гора нераспечатанных почтовых отправлений и рекламных буклетов.

Справку, предоставленную Департаментом по борьбе с финансовыми преступлениями, можно было и не читать: измученный преследованиями со стороны контролирующих органов совладелец бухгалтерской фирмы, в которой трудился Рэна, открыто заявил, что прикончил бы его собственными руками, если бы узнал, где тот прячется. Единственной находкой, обещавшей хоть какие-то результаты, было то, что первые сведения о Виджее Рэне датировались девяносто первым годом, информация о более раннем периоде напрочь отсутствовала. По тем или иным причинам этот человек сменил имя и фамилию. Детективы надеялись на Королевский суд Лондона или Национальный архив — если там удастся узнать его прежнее имя, многочисленные грехи, совершенные Рэной в прошлом, подскажут им, где он может скрываться.

У подъезда своего дома Волк увидел темно-синий «Бентли» с именным номерным знаком, в нарушение всех правил припаркованный прямо перед входом. Огибая капот машины, он увидел за рулем седовласого мужчину. Когда детектив подошел к входной двери и уже стал искать ключи от квартиры, в кармане зазвонил телефон. На экране высветилось имя Андреа. Он быстро сунул телефон обратно в карман, но в этот момент массивный элитный автомобиль за его спиной коротко бибикнул.

— Ты не отвечаешь на мои звонки, — сказала Андреа.

Волк со вздохом повернулся к бывшей жене. Она вновь выглядела безупречно — по всей видимости, провела большую часть дня перед телекамерой. Он заметил у нее на шее ожерелье, подаренное им в первую годовщину их свадьбы, но решил по этому поводу ничего не говорить.

— В субботу я весь вечер просидела дома, — продолжала она.

— Когда человек нарушает закон, обычно так и бывает.

— Перестань, Билл. Ты не хуже меня знаешь, что об этом все равно сообщили бы — не я, так кто-то другой.

— Ты уверена?

— Да, уверена, черт бы тебя побрал. Неужели ты думаешь, что если бы я не вышла с этим материалом в эфир, убийца отказался бы от своих планов: «Ах, она не стала обнародовать мое послание, какая жалость. Может, мне выбросить из головы всех этих людишек, порезанных на куски, а заодно и список смертников?» Конечно же нет. Он бы связался с другим новостным каналом, а для меня, не исключено, нашел бы время в своем плотном графике.

— Ты решила таким образом передо мной извиниться?