Владыка к этой реальности был подготовлен. В то время как другие ожидали от него плодотворного и продолжительного служения Церкви Христовой (Владыка не относился к числу самых старых иерархов), сам он уже готовился к кончине, которую предвидел по меньшей мере за несколько месяцев, и сам день ее он, очевидно, также знал заранее.

Управляющий сиротским приютом, где жил Владыка, упомянул в разговоре, что через три года должен состояться епархиальный съезд (это было весной 1966 года), и в ответ услышал от Владыки: «Меня не будет здесь тогда». В мае 1966 года одна женщина, знавшая Владыку двенадцать лет, с изумлением услышала от него: «Скоро, в конце июня, я умру... не в Сан-Франциско, а в Сиэтле...» (ее свидетельство, согласно митрополиту Филарету, «заслуживает полного доверия»). Сам митрополит Филарет рассказал о том, как необычно прощался с ним Владыка, вернувшийся в Сан-Франциско из Нью-Йорка, с последнего заседания Синода. После того как Митрополит отслужил обычный молебен перед путешествием, Владыка вместо того, чтобы окропить себе голову святой водой, как то всегда делают иерархи, низко поклонился и попросил Митрополита покропить его, а затем вместо обычного взаимного целования рук твердо взял руку Митрополита и поцеловал ее, убрав свою»13.

Наконец, вечером накануне своего отъезда в Сиэтл, за четыре дня до смерти, Владыка поразил человека, для которого только что отслужил молебен, словами: «Ты больше не приложишься к моей руке». В самый же день смерти по завершении Божественной литургии он три часа молился в алтаре и вышел оттуда незадолго до смерти, последовавшей в 15 час. 50 мин. 2 июля 1966 года. Скончался он в своей комнате в приходском здании, стоящем рядом с храмом, без предварительных признаков какой-либо болезни или скорби. Слышали, как он упал, и, когда подбежавшие на помощь посадили его на стул, упокоился мирно и, видимо, безболезненно пред образом чудотворной Курской иконы «Знамение». Таким образом, Владыка оказался достойным своей блаженной кончиной повторить кончину небесного своего покровителя святого Иоанна Тобольского.

Сегодня мощи архиепископа Иоанна покоятся в часовне под Сан-Францисским собором; и это начало новой главы в биографии святого. Как преподобный Серафим Саровский заповедовал своим духовным детям считать его живым и после смерти приходить к нему на могилу и говорить все, что у них на сердце, так и наш Владыка слышит тех, кто почитает его память. Вскоре после его упокоения отец Амвросий П., одно время бывший его учеником, увидел как-то ночью сон (или явление – он не мог определить): Владыка, облаченный в пасхальные ризы, весь светлый и сияющий, кадил в соборе и радостно произносил одно только слово, благословляя его: «Счастливый!»

Позднее, перед завершением сорока дней, отец Константин 3., бывший долгое время диаконом Владыки (а ныне ставший священником) и который еще недавно сетовал на Владыку и даже начал сомневаться в его праведности, увидел его в озарении света с таким ярким нимбом, что он ослеплял. Так сомнения отца Константина относительно святости Владыки были рассеяны.

И многие другие видели архиепископа Иоанна в необыкновенных снах, имевших особое значение или содержавших предсказание; некоторые утверждают, что получили при этом сверхъестественную помощь. Скромная усыпальница, которая скоро будет украшена иконами Владыки работы Пимена Софронова, уже теперь стала свидетельницей столь многих слез, признаний, сердечных прошений...

Замечательный сон видела управляющая Домом святителя Тихона Задонского, долгое время преданно служившая Владыке, М.А. Шахматова: толпа народа внесла Владыку в гробе в храм святителя Тихона; Владыка вернулся к жизни, встал в Царских вратах и, помазывая подходивших, говорил им: «Передайте людям: хотя я умер, я – жив!»

Пока прошло еще слишком мало времени, чтобы хотя бы умом охватить тот факт, что мы, голодные и грешные, живущие в этот злой век, стали свидетелями такого великолепного явления, как жизнь и смерть святого! Это как если бы на землю вернулись времена Святой Руси, как доказательство того, что «Иисус Христос вчера и днесь Тойжде, и во веки» (Евр. 13:8), Аминь.

Евгений Роуз, 1966 г.

Глава III. Житие блаженного Иоанна

I. Детство

Родиной архиепископа Иоанна был теплый, цветущий край Харьковской, губернии в Южной России. Здесь в имении Адамовка в блестящей дворянской семье Максимовичей у родителей Бориса и Глафиры 4 июня 1896 года родился сын. Во святом крещении он был назван Михаилом – в честь святого архангела Божия. Род Максимовичей издревле славен был в России своим благочестием, и патриотизмом. Самым блистательным представителем этого рода был прославленный Церковью святой иерарх Иоанн, митрополит Тобольский, хорошо известный духовный писатель и поэт, переводчик «Илиотропиона, или Сообразования человеческой воли с волей Божественной», просветитель Сибири, пославший первую православную миссию в Китай и изливший на верных, особенно после упокоения, множество чудес. Он был канонизирован в 1916 году, и его нетленные мощи по сей день хранятся в Тобольске. Хотя святой иерарх Иоанн скончался в начале XVIII века, его дух почил на его дальнем родственнике, которому предстояло в монашестве принять его имя. Юный Михаил был необыкновенным мальчиком уже с раннего детства.

Мишин дед со стороны отца был известным землевладельцем, а дед со стороны матери – врачом в Харькове. Его отец был предводителем местного дворянства, а дядя, издавший «Илиотропион» святого Иоанна Тобольского, – ректором Киевского университета, и подобная светская карьера была, казалось, предуготовлена и Михаилу. Его отношения с родителями были образцовыми, и, пока они были живы, он серьезно считался с их мнением. Умерли они в Венесуэле: мать в 1952 году, отец в 1954 году.

Миша Максимович был болезненным ребенком с плохим аппетитом. Он был очень хил и кроток. Старался иметь хорошие отношения со всеми, но особо близких друзей у него не было. Любил животных, в особенности собак. Шумных детских игр не любил и часто бывал погруженным в свои мысли.

В детстве он отличался глубокой, явно не соответствующей его возрасту, религиозностью. Он сам сказал в проповеди при посвящении в епископы в 1934 году: «С самых первых дней, как я начал осознавать себя, я захотел служить праведности и Истине. Мои родители возжгли во мне усердие неколебимо стоять за правду, и душа моя была пленена примером тех, кто предал за нее жизнь».

Маленький Миша любил «играть в монастырь», наряжая игрушечных солдатиков монахами и делая из игрушечных фортов монастыри. С возрастом его религиозное усердие углублялось. Он собирал иконы, а также религиозные и исторические книги – так образовалась большая библиотека – и более всего любил читать жития святых. По ночам подолгу стоял на молитве. Будучи старшим ребенком в семье, он оказывал большое влияние на своих четверых братьев и сестру, которые благодаря ему знали жития святых и факты русской истории. Он был очень требователен к себе и к другим в том, что касалось хранения церковных законов и национальных обычаев. С самых ранних лет был горячим русским патриотом, внушая и другим почтение к России и ее истории. Его любовь распространялась и на другие славянские и православные народы, и когда в 1912 году сербы были преданы болгарами, он в праведном негодовании изъял фотографии Болгарского Царя из альбомов младших братьев и запечатал семейную граммофонную пластинку с болгарским гимном, чтобы ее нельзя было проигрывать.