Когда моя бабушка поняла, что ее любимый мертв, то не пожелала доставаться тирану и убийце. У нее была дочь, которая недавно стала совершеннолетней. Ей пришлось провести ритуал и отправить мою мать в другой немагический мир, где император-дракон не нашел бы юную беглянку. Самой бабушке пришлось выбирать: либо отправиться следом, либо остаться в этом мире, ждать возвращения дочери, быть ей тут поддержкой и опорой.

Рожденное в Арингарде дитя не могло принадлежать другому миру, и тот обязательно вернул бы «чужеродный элемент» обратно, отторгнув его. Поэтому ба решила дождаться дочь здесь. Она заключила свою душу в кольцо, которое рано или поздно должно было позвать ее дочь. Только ба не рассчитывала, что в Арингарде с тех пор минует пятьсот лет (время в мирах течет по-разному), а вместо дочери вернусь я, ее внучка.

Тот император, которого в народе прозвали Свихнувшимся, насколько мне удалось выяснить, поспрашивав на рынке людей, умер четыреста пятьдесят лет назад. Слава местной богине, она так и не наградила его истинной. С тех пор сменилось несколько императоров по совершенно другой линии, и мы обе смогли выдохнуть с облегчением. Нам ничего не угрожало. Однако я по-прежнему была всего лишь человеком, а моя мама оставалась на Земле.

— Дорогая, я думаю, что тебе лучше всего отправиться отдыхать, — Эдмунд вытер свой рот льняной салфеткой, небрежно отбросив ее в сторону.

Лауренсия бросила взгляд из-под опущенных ресниц на Эдмунда и отложила приборы, перестав, наконец-то пилить несчастный кусок говядины на стружку.

— Я не устала, дорогой, — ответила я, изрядно накрученная бабушкой.

— И все же я настаиваю на этом, — Эдмунд был непреклонен и затем встал, помогая баронессе выйти из-за стола. — Леди Розендали, ожидайте меня в кабинете.

Та молча сделала легкий поклон и вышла, так и не посмотрев на меня, а я чуть было не задохнулась. Она знает, где его кабинет? Потому что ее никто не собирался провожать. Эдмунд тем временем подошел ко мне и нетерпеливо протянул руку. Я нервно бросила столовые приборы, и звон металла о фарфор резанул по ушам. Эдмунд скривился, но промолчал. Я сама отодвинула стул и встала.

— Я не устала, Эдмунд. Почему ты заставляешь меня идти в спальню? Кроме того, я решительно против, чтобы нашим особняком занималась баронесса. Я сама неплохо справляюсь с обязанностями.

— Вот именно что неплохо, — с непрошибаемым достоинством ответил он.

— Что? — я запнулась на полуслове, ведь точно знала, что это было не так.

— Что слышала, дорогая. А теперь пройдем. Я провожу тебя до твоей комнаты и советую не спорить со мной, — он подхватил меня под локоть и просто потащил вперед.

Я была поражена его настойчивостью, поэтому молчала в первые мгновения. А потом мы уже вышли в коридор, где то и дело бесшумной поступью ходили слуги. Мне пришлось заткнуться и подавиться возмущениями.

Только на лестнице, ведущей в хозяйское крыло, я позволила себе выдернуть руку из крепкого захвата Эдмунда, что ему явно не понравилось. Его губы поджались, а глаза недовольно сверкнули.

— Мне больно! У меня останутся синяки от твоих пальцев! — я растирала локоть под бешеный стук своего сердца.

Меня впервые напугало поведение моего супруга.

— Я попросил тебя отдохнуть. Что было в этом сложного? Всего лишь быть покорной и услужливой супругой? Разве я о многом прошу в обмен на твою сытую и роскошную жизнь? — Эдмунд пренебрежительно усмехнулся.

А я замерла на верхней ступеньке, глядя на него и не узнавая.

— Ты попрекаешь меня за то, что… у меня ничего нет? — мне было сложно скрыть удивление в своем голосе.

— Ты должна быть благодарной. Вот поэтому я решил напомнить тебе об этом, — а потом он настойчиво развернул меня и практически затащил в нашу комнату.

— Эдмунд!

Но ответить мне было уже некому, так как супруг плотно закрыл дверь. Я ошарашенно смотрела на искусную резьбу, которой было украшено полотно. Ну уж нет! Никто не заткнет меня за пояс и не поставит в угол, как ненужный элемент мебели.

Я решительно открыла дверь, желая позвать Эдмунда, но его и след простыл. Я спустилась вниз, быстрым шагом перебирая ступеньки, и отстукивала каблуками рваный и напряженный ритм. Дойдя до кабинета, я рванула ручку и поняла, что дверь закрыта. Я даже не могла провернуть чертову рукоятку. Затем я прислонилась к деревянному полотну, но оттуда ничего не было слышно. Значит, Эдмунд поставил артефакт-заглушку.

«Он там с ней наедине», — снова появилась бабушка.

«Вижу!»

«Я говорила тебе, что он сволочь», — проворчала она.

«Я не понимаю… его», — удрученно проговорила я.

«Надоела ты ему. Вот что случилось».

«Он любит меня».

«Он любит своего наследника в тебе. Если он, конечно, способен на это чувство!»

«Ты чересчур строга к нему».

«А ты не хочешь многого замечать! — припечатала бабушка. — Уходи отсюда. Незачем тебе подпирать дверь».

«Но…»