Снова трогаюсь. Сначала бреду, потом перехожу на спешный шаг и только потом – на бег.

Да, так и вправду чуточку легче. Вот только эти чертовы шпильки мешают… На них и ноги переломать немудрено.

Останавливаюсь и, недолго думая, стаскиваю неудобные босоножки. Голые ступни касаются шершавого асфальта, и я радуюсь новым ощущениям. Они – будто временное противоядие той отраве, которую залил в меня Соколов.

Засовываю обувь подмышку и опять бегу. Проношусь мимо неоновых витрин, редких прохожих и спящих многоэтажек. Летняя ночь захлебывается в соленой влаге, и даже ласковый ветер, порхающий по щекам, не способен осушить горячих слез.

Они льются не из глаз. Ими истекает моя насквозь продырявленная душа.

Глава 39. Осень 2017

– Ну! Вась! – тормошит меня Грановская. – Неужели ты правда не пойдешь?

Испускаю протяжный вздох и отрицательно качаю головой.

– Это же Соколов! – негодует она. – Твой некогда лучший друг, забыла? Я специально из Москвы прикатила, чтобы его в армию проводить! А ты задницу от кровати оторвать не хочешь!

На самом деле Лера прикатила, чтобы забрать свои теплые вещи, но это никому не нужные детали.

– Ну ты же знаешь наши обстоятельства, – мрачно отзываюсь я, натягивая одеяло до самого носа. – Вряд ли мое появление его обрадует.

После выпускного мы с Тёмой практически не общались. Пара случайных встреч не в счет. Он не звонил, не писал, не звал погулять. Короче, не предпринимал никаких попыток сблизиться или хотя бы просто поговорить. Я, само собой, тоже.

Не потому, что не хотелось, нет… Просто гордость не позволяла.

– Совсем с ума сбрендила? – Грановская плюхается на кровать и принимается с силой сдирать с меня одеяло. – Вы с Соколовым уже больше десяти лет дружите! Нельзя просто так взять и перечеркнуть прошлое из-за одной нелепой ситуации!

– Нелепой?! – толкаюсь пятками, стараясь спихнуть подругу на пол. – Нелепой – это слишком мягко сказано!

– В любом случае, Вась, так нельзя! – Лера все-таки срывает с меня одеяло и отшвыривает его в сторону. – Артём – твой друг. И он уезжает служить на целый гребаный год! Неправильно идти на поводу у собственных обид и игнорировать такое событие!

– Соколов меня даже не звал, – признаюсь тихо. – Я не уверена, что он вообще хочет меня видеть…

Ну вот. Наконец я озвучила свой самый большой страх. По-настоящему меня пугает не неуместность моего появления у военкомата после нашей ссоры, а именно Тёмкино возможное нежелание со мной встречаться.

– Нет, Солнцева, ты все-таки такая глупышка, – Лера подползает поближе и обнимает меня за плечи. – Вчера на проводах он спрашивал про тебя, мол, почему ты не пришла?

– Правда? – вскидываю на подругу недоверчивый взгляд.

– Правда. Ему это казалось само собой разумеющимся, понимаешь? Ну, что ты придешь с ним попрощаться.

– А ты что ответила?

– Что ты мучаешься менструальными болями.

– Что? – вспыхиваю до корней волос.

– Да шучу я, шучу, – ржет эта провокаторша. – Сказала, будто тебе просто нездоровится. А еще пообещала, что к военкомату ты непременно придешь.

Она смотрит на меня с вызовом, а я растерянно ерзаю на простыне.

– Ну, я даже не знаю…

– Брось, Вась, неужели ты не хочешь поглядеть на лысого Соколова? – подначивает она. – Зрелище, прямо скажу, впечатляющее!

Вслед за подругой начинаю улыбаться. Глупо и как-то по-детски.

– Ему идет? – спрашиваю несмело.

– Ты же знаешь, подлецу все к лицу, – Лерка спрыгивает с кровати и распахивает мой шкаф. – Ну что, одеваемся или так и будем тянуть резину?

Против ее уговоров я никогда не могла устоять. Это случай – не исключение.

Ежась на утренней прохладе, покидаю постель и смачно зеваю. И почему призывников забирают в такую несусветную рань?

– Что надеть-то? – становлюсь рядом с подругой и принимаюсь рассматривать содержимое своих шкафных полок.

– Что-нибудь потеплее. По утрам дубак невероятный.

Лера отходит в сторону, давая мне возможность снять пижаму и торопливо натянуть джинсы на покрывшиеся гусиной кожей ноги.

– Ну, как московская жизнь, Лерон? Как сводный братец?

Грановская приехала только вчера днем и практически сразу умотала на проводы к Соколову, так что мы с ней толком не успели пообщаться. Но по телефону она мне все уши прожужжала о том, какой гад, хамло и циник ее новоиспеченный родственник.

– О, даже не напоминай мне про этого дегенерата! – подруга закатывает глаза. – Он меня так бесит! Иногда я всерьез думаю о том, что тюрьма – не такая уж страшная кара за убийство, веришь?

– Лер, ты чего? – удивляюсь я.

– Нет, правда, порой мне кажется, что я готова сесть за решетку, лишь бы прикончить этого придурка!

Я дружу с Грановской одиннадцать лет и, если честно, впервые вижу ее настолько разгневанной. Даже боюсь вообразить, что из себя представляет этот Тимур Алаев, если от одних только разговоров о нем подруга приходит в такое бешенство. Ее тонкие ноздри раздуваются, в глазах пляшут грозовые молнии, лицо перекошено – так обычно выглядит настоящая ярость.