– Да, кажется, я попала в список его нелюбимых студенток, – горестно вздыхаю.

Вениамин Иванович невзлюбил меня на самом первом занятии, когда поймал на том, что я не записываю каждое его слово. История искусств – предмет, безусловно, интересный, но все же абсолютно не прикладной. Он, скорее, нужен для общего образования, нежели чем для решения конкретных профессиональных задач. Да и тот материал, что Вениамин Иванович дает на лекциях, с легкостью можно найти в Интернете. Именно поэтому в тот день я не спешила конспектировать.

Очевидно, преподавателя оскорбило мое, как он тогда выразился, пренебрежительное отношение, и с тех пор он постоянно ко мне цепляется. То ответ у меня недостаточно глубокий, то мой доклад недостаточно раскрывает тему. Короче, все ему не так. По этой причине я с трудом представляю, как буду сдавать зачет по этому предмету.

– Скажи этому старому зануде, что его история искусств тебе в жизни не пригодится, – со свойственной ему легкостью рассуждает Соколов. – Пусть идет к черту!

На секунду в воображении вспыхивает сценка, как я и впрямь высказываю это все чопорному Вениамину Ивановичу. Улыбка становится шире – препод бы в осадок выпал!

Но без Тёмы я, к сожалению, не такая отважная. Друг ушел в армию – и я завязала с безбашенными поступками. Больше не ем насекомых, не катаюсь на байке и не хожу по сомнительным заведениям. Моя жизнь теперь спокойна и упорядочена. Никаких эксцессов.

– Если я ему так заявлю, то не видать мне зачета как своих ушей, – смеюсь в трубку. – Лучше я как-нибудь по старинке: отмолчусь в надежде на то, что он сменит гнев на милость.

– Ты слишком хорошая, Солнцева, – в интонациях Артёма слышится нежность. – Не позволяй этому миру себя сожрать, ладно?

– Ладно, – чуть сильнее сжимаю трубку, словно стремясь передать ей свою щемящую печаль.

Когда Соколов вот так со мной разговаривает, я снова начинаю чувствовать то, чего чувствовать не должна.

– Я пипец как соскучился, – неожиданно выдает он. – По тебе, по дому, по картошке фри из Макдоналдса, по диджейскому контроллеру.

Друг не в первый раз заводит речь о подобном, но сегодня в его голосе особенно много грусти. Должно быть, сейчас – у него один из тех моментов, когда накрывает. Когда тоска по былой жизни становится нестерпимой и достигает пика.

– Еще полгодика, Тем. Еще немного, – приговариваю я.

– Я знаю, Вась, знаю, – Соколов выдыхает и нарочито весело добавляет. – Как там Грановская? Все воюет со своим сводным?

– Ага, того и гляди поубивают друг друга.

– Бедный парень. Зная Лерку, могу с уверенностью сказать, что ему приходится ой как несладко, – ржет друг.

– По-моему, мы должны быть на ее стороне, – с укором говорю я. – Она же наша подруга!

– Так-то оно так, но я до сих пор помню, как Грановская вцепилась мне в волосы в пятом классе. Я тогда чуть раньше времени не полысел!

Прыскаю в кулак, воскрешая в памяти забавный случай. Лерка тогда ужасно взъелась на Соколова за то, что он смеха ради напялил ее новенький пуховик. Раскричалась, начала бегать за ним по всей школе, а поймав, схватила его за кудри и начала яростно их дергать. Артём еле от нее отбился.

– Брось, это было сто лет назад, – отвечаю я. – Сейчас Грановская куда смирнее.

Кидаю очередной взгляд за окно и с ужасом осознаю, что проехала свою остановку. Кошмар! Ведь первой парой как раз лекция по истории искусств! Вениамин Иванович будет вне себя, если я опоздаю. Со свету меня сживет!

Соколов о чем-то беззаботно трындит в трубку, но мне приходится его прервать:

– Тём, извини, мне пора! Я с тобой заболталась и лишнего проехала!

– Ничего, бывает, – отзывается друг. – Пока, малая. Удачи с занудным преподом!

Бросаю «спасибо» и торопливо засовываю телефон обратно в куртку. Расталкивая сонных пассажиров, продираюсь к дверям и на весь автобус верещу:

– Остановите, пожалуйста! Я остановку проехала!

Но железная махина знай себе мчит на всех парах. Дотягиваюсь до расположенной на поручне стоп-кнопки и принимаюсь отчаянно ее выжимать. Однако сколько я не напрягаю пальцы, водитель притормаживает только на следующей остановке. Плевать он хотел на мои просьбы.

Бурча себе под нос ругательства, выпрыгиваю наружу и что есть мочи несусь в обратном направлении. Короткий взгляд на наручные часы заставляет мои внутренности неприятно сжаться – до начала занятия осталось меньше пяти минут. Я ни за что не успею!

Когда подбегаю к аудитории, то близка к тому, чтобы выплюнуть свои легкие. Они горят и, по ощущениям, вот-вот начнут дымиться. Упираюсь руками в колени и изо всех сил пытаюсь нормализовать дыхание. Я, конечно, неслась сломя голову, но всему потоку об этом знать необязательно.