Я выигрываю эту игру.

И доказываю это себе, прикусывая зубами его большой палец, когда он возвращается к середине моей губы. Вспышка раздражения, горячее шипение, а затем пристальный взгляд Рафаэля встречается с моим.

Проходит три неровных удара сердца, прежде чем он обретает достаточную видимость, чтобы вытащить большой палец из моего рта и слегка прижать его к ямочке на подбородке.

— Держу пари, ты кусаешься, когда трахаешься, — задумчиво произносит он, как будто разговаривая скорее сам с собой, чем со мной.

Мое сердце замирает.

— А я ставлю сто баксов, что у тебя сейчас стоит, — отвечаю я.

Я не знаю, почему я это говорю. Возможно, опьяненная похотью и принимающая желаемое за действительное. Но что-то в моих словах, похоже, является тем противоядием, в котором нуждается Рафаэль, чтобы вернуть себе самообладание. Он отстраняется от меня, делает шаг назад и с легким весельем смотрит на свою мокрую руку, потом вынимает из кармана пиджака салфетку и вытирает между толстыми пальцами.

Бросив последний пристальный взгляд, Рафаэль застегивает запонку и разворачивается.

— Ты словно собака, Пенелопа, — беззаботно бросает он через плечо. — Мне следует подумать о том, чтобы усыпить тебя.

— До тебя уже пытались.

Его шаги замедляются, и он оглядывается на меня.

— И как?

— Я укусила ветеринара.

Повисает тишина, а затем его смех, мрачный и опасный, доносится до меня и ласкает мою кожу, как давний любовник. Удовольствие от этого пульсирует в моем клиторе и оседает тяжестью в моих уже промокших трусиках.

Как раз в тот момент, когда Рафаэль выходит из гаража и скрывается из виду, на палубе раздается легкий стук. На дрожащих ногах я подхожу и смотрю, что он уронил.

Теперь настала моя очередь смеяться, хотя в этом смехе больше нервозности, чем в смехе Рафаэля.

Пять двадцатидолларовых купюр в серебряном зажиме для денег.

Глава восемнадцатая

Бенни стоит на тендере яхты, раскинув руки и расставив ноги на ширину плеч. Незажженная сигарета свисает с его губ, и его взгляд почти достаточно горяч, чтобы согреть этот ледяной декабрьский день на море.

— Cazzo37, — рычит он, когда Гриффин проводит мускулистой рукой по внутреннему шву брюк. — Если ты хотел потрогать мой член, все, что тебе нужно было сделать, это попросить.

— Сначала мне пришлось бы его найти, — ворчит Грифф в ответ.

Веселье слетает с моих губ облачком пара, отчего Бенни только еще больше хмурится.

— Ты мне не доверяешь, cugino38?

— Это стандартный протокол, Бен.

— Хочешь, чтобы я дальше присел и откашлялся39?

Я ухмыляюсь.

— Зависит от ситуации. Есть там что-нибудь, о чем мне следует знать?

Гриффин коротко кивает мне и отступает назад, пропуская моего кузена на яхту. Я втаскиваю его на платформу одной рукой, а другой хлопаю по спине.

Он разглаживает перед рубашки и потирает шею.

— Давно не видел тебя на суше. Ты живешь на борту?

Я киваю.

— Это немного роскошнее, чем любой отель в Яме, тебе не кажется? Кроме того, это означает, что ты не можешь заявиться без предупреждения, как обычно, со своими шлюхами и виски.

Он смеется.

— К сожалению, единственное, что я принес сегодня — это плохие новости.

Мое сердце опускается на три дюйма в груди. Конечно, с этим он и явился. Похоже, что в наши дни все новости — плохие. Каждый раз, когда я отвечаю на телефон или открываю электронное письмо, рушится еще один кирпичик моей империи.

Бенни неторопливо заходит в комнату отдыха, достает из-за стойки бутылку Клуб контрабандистов и исчезает, спускаясь по винтовой лестнице. Я нахожу его в корабельной столовой, он шарит забинтованной рукой по коробкам с пиццей и сэндвичам, разложенными для моих людей.

— Ты не можешь сказать мне, что у тебя плохие новости, а потом начать набивать рот, — сухо говорю я, приглашая его за угловой столик с диванами.

Вгрызаясь в кусок пиццы, он подходит и кладет передо мной тонкую папку из плотной бумаги. Я открываю ее и с осторожностью пробегаю глазами список знакомых имен. Половина из них вычеркнута резким росчерком авторучки.

— Что это?

— Это список ВИП гостей для покерного вечера в четверг, — он ногой выдвигает стул и плюхается на него. — Десять наших лучших игроков отказались от участия.