— Это Фил тебе рассказал?! — настаивал Макс, но руки всё же убрал.

— Н-нет, неважно, я, пожалуй, пойду. Эла заждалась меня, н-наверное…

Лина выбралась на садовую тропинку и быстрым шагом направилась к калитке. Волнение слегка улеглось, но душу неприятно саднило. Недавняя картинка так и маячила перед глазами — слишком красочной и откровенной она была, словно кадр из французского фильма про любовь.

— Лин… подожди. — Макс нагнал её у забора и развернул к себе лицом. — Короче, я не знаю, что ты там себе нафантазировала, но… Камила давно в прошлом. И мне по барабану, что там…

— Это вообще не моё дело, — отрезала Лина, не желая выслушивать его объяснений. — Знаешь, ты очень крутой парень, классный музыкант, но у нас вряд ли что-то получится.

— Эй, стой… ты что, кидаешь меня? Серьёзно? — неподдельно удивился Макс, с недоумением взирая на Лину. И пока она собиралась с ответом, яркий свет фонарика ударил в их лица и ослепил глаза.

— Ах вот вы где, голубки?! Воркуете? — резкий голос Элы взорвался в ночи, словно недавний снаряд фейерверка. Лина вздрогнула и затихла, Макс ухмыльнулся и отступил.

— А что такого, мы же просто по дружбе общаемся. — Макс сунул руки в карманы джинсов, успев нацепить на лицо маску разгильдяя.

— Вот как. Уже и подружиться успели?! Как интересно! — съязвила Эла, прожигая Макса гневным взглядом.

— Эл, сбавь обороты, не строй из себя заботливую мамашу. Тебе не идёт.

— Ты это всё специально затеял?! Оставь в покое девочку!

— Эл, ты что, ревнуешь меня?! — посмеивался Макс.

— А ну, голубушка, быстро домой! — скомандовала Эла, не глядя на Лину. — А с тобой, знойный мачо, у меня будет отдельный разговор.

— Окей, солнышко, с удовольствием пообщаюсь с тобой, — продолжал ёрничать Макс.

И Лина почувствовала себя третьей лишней. Не желая быть свидетелем ссоры, она обогнула Элу и Макса и скрылась за садовой калиткой. От волнения вспотели ладони и виски. Слишком много впечатлений накопилось за эти дни, слишком много возникло вопросов, слишком…

***

Лина вошла в дом и рванула в детскую, однако у самого входа в комнату остановилась. В распахнутое окно спальни вместе с потоком ночного ветра врывался смех молодёжи и ломаные ритмы тяжёлой мелодии. Наверняка парочки разбрелись по даче и милуются в закутках, а Фил со своей подружкой уединился где-нибудь на втором этаже и… Ну что за мысли, одёрнула себя Лина, пытаясь унять раздражение, ей совершенно нет никакого дела до этих двоих. И Макс… каков ловелас, заигрывает с девушками, а в голове живут воспоминания о Камиле. Стиснув кулаки, Лина развернулась и направилась вниз — не больно-то хотелось наблюдать за весёлой компанией из окна своей спальни.

В кухне она попыталась успокоиться, выпила стакан воды, выключила свет и залезла с ногами на диван. При желании можно уснуть и здесь, решила Лина, укладывая небольшую гобеленовую подушку в изголовье и поглаживая её по рельефной поверхности. Вот только мысли покоя не давали, жужжали в голове, будто рой потревоженных пчёл — разве тут уснёшь?!

Кажется, она снова «преодолела барьеры». Видения, что с некоторых пор приходили к ней, поражали удивительной, невероятной ясностью. Лина будто выключалась из реальной жизни и попадала в настоящее будущее, вернее, в будущее-настоящее, а иногда и в настоящее-прошлое. И это вовсе не пугало её. Осознание пережитого приходило позднее, в тот момент, когда Лина возвращалась «в себя». Создавалось впечатление, что она сама провоцирует пространство, врываясь в его информационный слой. А что предшествует этому? Ну конечно, этому предшествует вопрос. Она заинтересовалась тату-сердечком на запястье Макса. Кто эта «К»? — подумала Лина, и вскоре пришёл ответ — «Камила!»

Лина прикрыла веки, припоминая волнующее прикосновение губ Макса к своим. Он был таким невозмутимым, как северное море во время штиля, а в отражении глаз, этих льдистых зеркалах его души, вспыхнул образ бывшей девушки.

Щёки обожгло, словно от хлёстких пощёчин, Лина очнулась от мыслей и захлопала ресницами. «Разве можно целовать одну и думать о другой?» — возмутилась она, не замечая дрожащих теней на потолке и шума маятника в настенных часах. Сама того не желая, Лина стала свидетельницей любовной сцены, слишком яркой и живой, слишком реалистичной! Правильно говорят: «Остерегайся мыслей своих, ибо они слышны на небе!» [1]

А Филипп… что с ним происходит?! Невидимый смычок рвано прошёлся по тонким струнам души и заиграл тревожными басами. Что-то подсказывало ей, что в словах Макса не было и намёка на правду. Напился до чёртиков? С чего бы это? Разве Филипп похож на алкоголика?! Там, на речке, Лина сильно испугалась за друга детства, в какой-то момент ей показалось, что он умирает. Она осязала его боль всем своим существом, чувствовала, что он на шаг от гибели и призвала на помощь все свои силы.

И то, что происходило с ней, до сих пор не укладывалось в голове. Откуда взялось это тайное знание — исцелять? Как она смогла поднять Филиппа на ноги? Перебирая в памяти детали злосчастного происшествия, Лина почти не дышала, будто бы снова вернулась в прошлое, а в груди возродилось особое тепло, забилось неровным пульсом, и по венам пробежался слабый ток, покалывая подушечки пальцев. Лина раскрыла ладони и внимательно их оглядела. Нет, они не светились, как фосфор в ночи, а на ощупь были такими же, как и прежде, — изящными, с тонкими гибкими фалангами и мягкой, шелковистой кожей.

«Откуда знает лист на дереве, когда вырываться из почки? Когда оборачиваться к солнцу, когда менять цвет и падать под ноги живущим?» [2] — неожиданно всплыли слова из любимой сказки про дракона Арм-Анна и некрасивую принцессу Юту.

«Это знание даровано свыше, — отозвался в её голове приятный женский голос, — скоро ты всё узнаешь и поймёшь, скоро…»

Лина села рывком и сжалось в комок, а сердце зашлось от страха. «Кажется, я задремала, — убеждала себя она, осторожно заглядывая в полумрак коридора. — Слишком много впечатлений обрушилось на неё за эти дни, нервы расшатались, и теперь мерещится всякое…»