Шрифт:
– Не хочу читать так много, – заорал возмущенный султан, – мне краткую историю напишите, и довольно!
– Будет исполнено, о, повелитель, – ответили ему историки. И попросили месяц на исполнение.
К концу месяца у ворот султанова дворца стояли 10 верблюдов, каждый из них – в сафьяновом тюке на спине – вез 10 толстых томов.
– Вы с ума посходили! – заорал султан, – я до конца жизни не прочту и половины. Мне нужно только самое-самое главное! Самое существенное из истории всех народов земли!
– Будет исполнено, о, повелитель, – согласились историки, – завтра же ты получишь то, что просил.
Назавтра одинокий верблюд, ведомый историком, доставил султану на спине своей ларец из кованного золота. Султан распахнул его – на красной шелковой китайской подушечке лежала полоса дорогой желтоватой бумаги. На ней удивленный владыка прочел каллиграфически выведенную надпись:
«Они рождались, жили и умирали».
Постараемся уподобиться историкам султана, и расскажем о кинотеатре «Лев Смадар» как можно короче. Когда-то он назывался просто «Смадар», а еще раньше – «Ориент».
В 1928 году на участке земли, принадлежавшей архитектору-темплеру Готтлобу Бойерле-младшему завершилось строительство здания, которое сильно отличалось от типичных домов Иерусалима. Несмотря на английское мандаторное постановление – облицовывать здания иерусалимским камнем – новый дом в квартале Мошава Германит строился из совершенно непривычного для города материала, из белого силикатного кирпича, который в народе называли «тель-авивским». Двухэтажный дом с небольшой башенкой третьего этажа посредине изначально строился для кинотеатра. Кинозал разместился на первом этаже, а второй предназначался под жилплощадь. До 1935 года кинозал использовался солдатами британского мандатного корпуса – им показывали кинохронику и устраивали концерты, а затем Готтлоб Бойерле открыл в нем свой собственный кинотеатр – «Ориент Кино».
1935 год для немецких колонистов Иерусалима, а точнее для их бизнесов, стал весьма и весьма неприятным. Как уже говорилось выше в главе о темплерах, многие из немцев радостно встретили приход Гитлера к власти в Германии и даже вывешивали флаги со свастикой на своих иерусалимских домах. Известия о бойкотах еврейских магазинов в Германии всколыхнули иерусалимских иудеев – они ответили бойкотом немецких бизнесов в Иерусалиме. Причем, настолько действенным (евреи представляли собой основную массу населения города), что новый кинотеатр пустовал, не принося Бойерле никакого дохода. Надо отдать должное Готтлобу – он не являлся ни антисемитом, ни поклонником Гитлера. И его следующий шаг оказался для него почти роковым – здание «Ориента» было отдано в аренду евреям, и в нем заработал кинотеатр «Эфрат», это стоило Готтлобу Бойерле ссоры с общиной темплеров, которая, как было сказано выше, придерживалась прогитлеровской политики.
«Эфрат» тоже не смог продержаться долго. В 1940 году его переименовали в «Риджент», и его хозяином стал араб-христианин. А на верхнем этаже этот же араб (фамилия его была Авейда) открыл гостиницу, названную – вполне закономерно – «Риджент отель». В 1947 году Авейда бежал из города, и здание кино опустело.
А тем временем жил да был веселый еврейский предприниматель Арье Чечик. Он родился в Российской Империи, в Белоруссии, в 1910 году, а в 1930 уехал в тогдашнюю подмандатную Палестину – как десятки тысяч других евреев, исполнявших древнюю заповедь обитания в Эрец-Исраэль. История его жизни до 1949 года была насыщена событиями. Чечик успел поработать на химических предприятиях Мертвого моря (так называемые «калиевые заводы» по переработке солей Мертвого моря в удобрения), завербовался в годы Второй мировой войны в английскую армию, а затем стал членом еврейского подпольного вооруженного движения «Хагана». В городе Кирьят Моше у Чечика была квартира, которую он продал, чтобы купить – с помощью набранных ссуд – то самое пустующее здание, в котором размещался до Войны за Независимость кинотеарт «Риджент». Идея открытия кинотеатра стала основной его жизни, поначалу с ним вместе начали работать еще трое друзей, но вскоре они бросили это дело. Иерусалим начала 50-ых годов прошлого века, грустный, разделенный границей, город, окруженный со всех сторон иорданской территорией, представлял собой весьма и весьма сложное место для открытия бизнеса. Бедность, продуктовые карточки, коммунальные квартиры, в которых ютились еврейские беженцы из Старого города, Европы и стран Африки и Азии, плохое водоснабжение и вечная угроза новой войны преследовали Чечика и его начинание. Единственной опорой ему стала жена его – Ривка. Подобно библейской праматери, она сочетала жизнерадостность и бурную энергию, и была своему мужу опорой и подмогой во всех его начинаниях. Арье и Ривка смогли сделать то, что казалось многим невозможным – кинотеатр в здании из белого кирпича вновь открылся.
В самом начале Чечик не знал, как назвать свое новое детище. Одно он понимал точно – кинотеатру присвоит еврейское название. Да только какое? Супруги обратились к гласу народному – объявили конкурс на лучшее имя для кинозала. Выиграла его девочка 14 лет, имени которой я не смог найти в архивах, но имя, предложенное ей для детища Арье и Ривки Чечик осталось до сего дня – Смадар. На иврите – виноградная лоза. Призом победительнице конкурса послужил бесплатный абонемент на посещение кинотеатра сроком на год.
История не сохранила нам никаких сведений о том, воспользовалась ли девочка своим абонементом, а если да, то много ли удовольствия доставило ей посещение бедного обшарпанного кинозала, рядом с которым супруги Чечик открыли буфет, где торговали бутербродами и кофе с чаем. В те времена, когда нищета являлась одним из синонимов жизни иерусалимца (коренные старые иерусалимские жители до сих пор вспоминают этот период – кто с ужасом, а кто с ностальгией), Чечикам нужно было содержать кинотеатр самим, от начала и до конца. Воистину, пример настоящего «семейного бизнеса». Сам Арье сидел до начала сеанса у окошечка кассы, продавая билеты, незадолго до сеанса он прикрывал кассу и, словно лев, бросался открывать входную дверь и отрывать купоны с билетов. Когда последний зритель заходил в пропахший табаком и сыростью зал, Арье прикрывал дверь и несся к киноустановке, оставшейся в здании кинотеатра еще от «немецкого» периода его жизни. Старые фильмы на потертых лентах часто прерывались из-за обрыва киноленты, Чечик молниеносно склеивал ее и продолжал прокат фильма. Одновременно он умудрялся крутить прозрачную ленту, с которой на экран проецировался перевод звуковой дорожки. Иной раз, Чечик не справлялся с синхронной работой, и перевод запаздывал, и тогда зрители начинали кричать и возмущаться. Как вспоминал один из посетителей кино, бывший тогда мальчишкой:
«Чечик напоминал русского царя, и ревел как лев из заставки фильмов MGM. Он успевал делать все. А мы приходили в кино, заменявшее нам тогда и телевизор, и компьютер и цирк впридачу. Бывало, покуришь сигарету во время сеанса, послюнишь фильтр и швырк его к потолку. Он там повисит, пока слюна не подсохнет, а потом упадет вниз кому-нибудь за шиворот – то-то смеху бывало!»
Само здание кинотеатра сильно обветшало. Потолок зала – низкий и грязноватый – покрылся разводами от сырости. Зимой дождевая вода затекала через дыры в крыше, оставшиеся от попадания снаряда в годы войны, и капала медленными каплями на головы зрителей. Штукатурка осыпалась. Стены облупились. Зрители тоже не вели себя как паиньки. Культура просмотра фильмов в иерусалимских кинотеатрах мало отличалась от российских провинций. Лузгали семечки, громко обсуждали подробности фильма или – если фильм был неинтересен – другие темы. Мусор, состоящий из шелухи семечек и бутылок из-под пива, Ривка Чечик вместе с дочерьми с трудом выметала после окончания сеансов.